Быстрая навигация: Каталог статей Иные вопросы Некоторые аспекты правовых проблем искусственного оплодотворения в свете постановлений ЕСПЧ: взгляд из Страсбурга, не всегда совпадающий со взглядом из Санкт-Петербурга и Москвы (Боннер А.Т.)

Некоторые аспекты правовых проблем искусственного оплодотворения в свете постановлений ЕСПЧ: взгляд из Страсбурга, не всегда совпадающий со взглядом из Санкт-Петербурга и Москвы (Боннер А.Т.)

Дата размещения статьи: 06.09.2020

В последние годы вспомогательные репродуктивные технологии (ВРТ) находят все более широкое применение как за рубежом, так и, что особенно отрадно, в Российской Федерации. Так, по информации министра здравоохранения РФ В.И. Скворцовой, за счет использования экстракорпорального оплодотворения (ЭКО) только в 2016 г. в России родилось 40 тыс. детей <1>.
--------------------------------
<1> См.: В России благодаря ЭКО в 2016 году родились более 40 тысяч детей // https://ria.ru/society/2017012/1486199231.html.

Отношения, связанные с применением ВРТ, носят сложный, многосубъектный характер. Что же касается их законодательной регламентации, то она явно недостаточна, а по ряду весьма важных вопросов практически полностью отсутствует. В силу указанной и ряда других причин между субъектами такого рода отношений подчас возникают острые конфликты, переходящие в правовые споры, которые передаются на разрешение национальных судебных органов. Однако решения российских судов по поводу одних и тех же правовых аспектов применения ВРТ порой отличаются большой пестротой. Отдельные из этих споров доходят до Европейского суда по правам человека (далее - ЕСПЧ), практика которого весьма поучительна, да к тому же имеет прецедентное значение при разрешении дел национальными судами. К сожалению, эта практика не всегда в должной мере учитывается российскими судами. В подтверждение данного утверждения приведем несколько решений российских судов и по некоторым моментам сходное по своему характеру дело, в итоге разрешенное ЕСПЧ.
С.В. Фомин обратился в Саровский городской суд Нижегородской области с иском об оспаривании отцовства в отношении ребенка А. Фомина. Одновременно он просил обязать отдел ЗАГС г. Сарова Нижегородской области из актовой записи о рождении А. Фомина от 17 апреля 2007 г. исключить запись о нем как об отце ребенка.
Свои требования истец мотивировал тем, что с ответчицей О.Н. Фоминой он состоял в зарегистрированном браке с 1990 г. Брачные отношения были прекращены в сентябре 2005 г. Детей от брака не имели. В июне 2006 г. истец начал бракоразводный процесс, но О.Н. Фомина от расторжения брака стала уклоняться. В октябре 2006 г. выяснился факт ее беременности, поэтому брак не был расторгнут. В 2007 г. О.Н. Фомина родила сына А. Фомина, записав истца в качестве его отца. По судебному приказу мирового судьи с него взыскиваются алименты на содержание ребенка. С.В. Фомин пояснил, что не является отцом мальчика, так как с июня 2006 г. проживает по другому адресу, состоит в фактических брачных отношениях с другой женщиной, с ответчицей не общается. Ему выставлен диагноз "бесплодие", поэтому биологическим отцом ребенка он быть не может.
13 мая 2006 г., в день подписания истцом согласия на искусственное оплодотворение супруги спермой донора, мать ответчицы находилась при смерти. В силу сложившихся у ответчицы трагических обстоятельств он пожалел супругу, умолявшую его подписать документ, и дал согласие на ее оплодотворение спермой донора. В начале июня мать ответчицы скончалась.
2 июля 2006 г., т.е. уже после его ухода из семьи, ответчица осуществила искусственное оплодотворение спермой донора, в результате которого родила ребенка. Но он такое согласие давал неоднократно в течение восьми лет, однако результата не было. Поэтому истец полагал, что и в данном случае беременность наступить не сможет. Кроме того, истец считал, что данное им согласие имеет силу только в течение одного менструального цикла, т.е. одного месяца, в течение которого по условиям договора нужно было оплатить медицинские процедуры. Однако в указанный срок услуги медиков оплачены не были. Поэтому истец полагал, что договор утратил силу.
Когда ответчица сказала ему, что едет в клинику на процедуру ВРТ, он возражал. Но в клинику об отзыве своего согласия не сообщил. На вопрос суда в качестве оснований заявленных требований С.В. Фомин указал на отсутствие совместного проживания, брачных отношений, ведения общего хозяйства с ответчицей; невозможность его биологического отцовства; отсутствие его согласия на оплодотворение спермой донора.
Представитель истца пояснил суду, что С.В. Фомин действительно дал письменное согласие на искусственное оплодотворение. Однако такое согласие имеет силу только в течение одного менструального цикла, т.е. одного месяца. В течение этого срока ответчица не оплатила медицинскую услугу. Она сделала это только 8 июля 2006 г., когда межличностные отношения между сторонами кардинально изменились и стороны по существу уже не являлись партнерами ни в бытовом, ни в интимном плане. Соответственно, они не строили и не могли строить планов совместной жизни и рождения ребенка от анонимного донора, необходимого для нормальных семейных отношений. Бесплодный в силу состояния здоровья С.В. Фомин не мог стать генетическим отцом ребенка. Истец был нужен недобросовестной ответчице исключительно в качестве спонсора, оплачивавшего проводившиеся ей соответствующие медицинские процедуры. После же рождения О.Н. Фоминой ребенка и ее обращения в суд с иском о взыскании алиментов бывший муж, причем отнюдь не по своей воле, стал спонсором и этого ребенка.
Суду следовало также учесть, что ответчица представила в клинику недостоверные сведения. Она не сообщила медицинскому учреждению, что муж от нее ушел и в сложившейся ситуации не согласен на проведение процедуры искусственного оплодотворения. Тем самым договор с клиникой об оказании данной медицинской услуги следовало считать расторгнутым. О.Н. Фомина злоупотребила своими правами, поэтому предъявленный к ней иск подлежит удовлетворению.
В судебном заседании события развивались следующим образом: ответчица О.Н. Фомина иск не признала. Она пояснила, что после безуспешных попыток стать родителями в 1997 г. стороны приняли решение об искусственном оплодотворении спермой донора. Уже тогда ее муж знал, что не может быть биологическим отцом. Он трижды подписывал согласие на данную процедуру. Несмотря на прекращение отношений, С.В. Фомин знал о ее поездке в клинику, так как давал ей на это взаймы денег. Поэтому он не может оспаривать свое отцовство. Ребенок должен знать, что у него есть отец. Сын рожден в законном браке (!?). В интересах ребенка в иске должно быть отказано.
Представитель ответчицы Фоминой против иска возражал, указывая, что на момент оплодотворения стороны состояли в зарегистрированном браке. О.Н. Фомина не была обязана сообщать в клинике об уходах и приходах мужа. В письменном согласии С.В. Фомина отсутствуют сведения о сроке его действия. По условиям договора с медицинским учреждением срок его окончания - наступление беременности.
Решением Саровского городского суда Нижегородской области от 25 января 2008 г. исковые требования С.В. Фомина были оставлены без удовлетворения.
В кассационной жалобе истца был поставлен вопрос об отмене решения как незаконного и необоснованного.
Оставляя решение суда первой инстанции без изменения, суд кассационной инстанции, в частности, указал следующее: 12 мая 2006 г. между О.Н. Фоминой и ООО "Нижегородская медицинская компания" был заключен договор об оказании медицинских услуг. По условиям договора медицинская компания обязалась провести качественное обследование и лечение пациента в соответствии с утвержденным перечнем предоставляемых услуг, а пациент обязался оплатить стоимость оказанных услуг.
Согласно п. 9.1 договора он вступает в силу с момента поступления денежных средств на расчетный счет медицинской компании и действует до окончания исполнения сторонами своих обязательств по нему.
Договор может быть досрочно расторгнут по соглашению сторон в течение всего периода его действия с предварительным уведомлением другой стороны за 10 дней до момента расторжения.
13 мая 2006 г. супругами С.В. и О.Н. Фомиными было написано заявление-обязательство, в котором они просили произвести инсеминацию О.Н. Фоминой спермой донора в областном медицинском центре планирования семьи и репродукции г. Нижнего Новгорода. В заявлении супруги указали, что согласны оплатить процедуру искусственной инсеминации в течение одного менструального цикла.
Поскольку Фомина О.Н. оплатила 8 тыс. руб. за проведение ИОСД только 11 июля 2006 г., то именно в этот день ей и была проведена процедура искусственного оплодотворения спермой донора.
Доводы кассационной жалобы о том, что истец давал согласие на проведение искусственного оплодотворения в областном медицинском центре планирования семьи и репродукции г. Н. Новгорода, а фактически процедура искусственного оплодотворения была проведена в ООО "Нижегородская медицинская компания", не являются основанием для удовлетворения исковых требований.
По договору от 28 октября 2005 г. государственное учреждение здравоохранения "Областной медицинский центр планирования и репродукции" (ГУЗ ОМЦ ПЛАСИР) и ООО "Нижегородская медицинская компания" договорились сотрудничать в области использования вспомогательных репродуктивных технологий, используемых при лечении женского и мужского бесплодия, в том числе и искусственного оплодотворения спермой донора (ИОСД). При этом ГУЗ ОМЦ ПЛАСИР осуществляет обследование и подготовку супружеских пар, включенных в программу вспомогательных репродуктивных технологий, выдачу больничного листа и последующее наблюдение после проведенных процедур, а ООО "Нижегородская медицинская компания" осуществляет проведение вспомогательных репродуктивных технологий в области репродуктивной медицины.
Не могут быть приняты во внимание доводы кассационной жалобы о том, что суд неверно установил срок действия заявления-обязательства супругов, который, по мнению истца, в соответствии со ст. 191 ГК РФ должен отсчитываться с начала первого менструального цикла О.Н. Фоминой, наступившего после подписания заявления, т.е. с 13 мая 2006 г.
Суд первой инстанции пришел к выводу о том, что из буквального толкования текста заявления-обязательства не усматривается, что оно имеет ограниченный срок действия. Фраза, на которую ссылается С.В. Фомин, имеет отношение к оплате процедуры ИОСД, а не к сроку действия согласия.
Отсутствие полных паспортных данных в заявлении-обязательстве супругов также не может являться основанием для удовлетворения исковых требований истца, поскольку факт написания данного заявления он не оспаривал.
Таким образом, попытка истца оспорить запись о его мнимом отцовстве с треском провалилась. Однако постановленные по делу судебные акты вряд ли можно однозначно признать законными и обоснованными. Думается, что суд разрешил дело слишком формально. Поддавшись очередным уговорам женщины, семейные отношения с которой фактически давно были прекращены, истец дал согласие на ее искусственное оплодотворение спермой донора. При этом он легкомысленно полагал, что данная попытка, как и все предыдущие попытки искусственного оплодотворения, окажется неудачной.
Не учел суд и ситуации, в которой от Фомина было получено согласие на применение искусственного оплодотворения спермой донора. Оно буквально было "вырвано" у Фомина у постели умирающей тещи. Еще более существенно, что ни истец, ни ответчица не сообщили медицинской организации о фактическом распаде семьи, а истец - еще и о желании отозвать свое согласие на искусственное оплодотворение. Тем самым истец по существу сам себя наказал.
При разрешении дела суд без достаточных оснований придал решающее значение согласию истца на искусственное оплодотворение ответчицы. В данном случае воля и волеизъявление абсолютно не совпадали. Суд подошел к разрешению дела формально и не дал надлежащей оценки ситуации, в которой согласие было получено. Он не учел, что семья сторон фактически уже распалась, а юридического оформление распада семьи не произошло исключительно из-за недобросовестного и хитроумного поведения ответчицы, которая всячески от этого уклонялась. Суд не принял во внимание и обстоятельств, при которых истец дал согласие на искусственное оплодотворение ответчицы. Имеется в виду тяжелая болезнь ее матери, закончившаяся смертью, а также мощное психологическое воздействие со стороны ответчицы, которое было на него оказано. Не учел суд и того обстоятельства, что договор вступил в действие лишь 11 июля 2007 г., когда были внесены денежные средства за медицинские услуги. К этому времени истец уже ушел из семьи, а недобросовестная ответчица медицинскому учреждению об этом не сообщила.
Придав решающее значение согласию истца на искусственное оплодотворение ответчицы, суд не принял во внимание основополагающие принципы гражданского и семейного права. В частности, в соответствии с п. 3 ст. 1 ГК РФ при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. А на основании п. 3 ст. 1 СК РФ регулирование семейных отношений осуществляется в соответствии с принципами добровольности брачного союза мужчины и женщины, равенства прав супругов в семье, разрешения внутрисемейных вопросов по взаимному согласию. Вряд ли поведение ответчицы можно было признать добросовестным, а избранный ей способ разрешения чрезвычайной важности для обоих по существу уже бывших супругов внутрисемейного вопроса - основанным на взаимном согласии. Тем не менее достаточно сомнительные с точки зрения законности и обоснованности судебные постановления вступили в законную силу. Разумеется, и сейчас они дают повод для серьезных размышлений. Однако теперь эти размышления в силу сложившихся обстоятельств из сферы правосудия перешли исключительно в морально-этическую сферу. Как говорится, c'est la vie! <1>.
--------------------------------
<1> Кассационное определение Нижегородского областного суда от 18 марта 2008 г. N 33-1180/08 // СПС "КонсультантПлюс".

Приведем еще одно интереснейшее и редкостное для российской судебной практики дело, а затем попытаемся сравнить вступившее по делу в законную силу решение, как и решение по делу Фоминых, с известным решением ЕСПЧ по делу "Эванс (Evans) против Соединенного Королевства" (жалоба N 6339/05).
Итак, А.С. М-н обратился в Зюзинский районный суд г. Москвы, в котором просил расторгнуть договор об оказании медицинских услуг.
Истец указал, что между ним, его бывшей супругой И.С. М-ной и ООО "Эко Центр" (далее - МО) был заключен договор об оказании медицинских услуг. В рамках договора была проведена процедура экстракорпорального оплодотворения. А в отношении оставшихся после проведения указанной процедуры эмбрионов медицинская организация осуществляет криоконсервацию и хранение.
Позднее истец обратился в МО с серией заявлений, в которых он просил о расторжении договора, получении информации о состоянии здоровья И.С. М-ной, признании договора недействительным и об утилизации криоконсервированных эмбрионов. А.С. М-н сообщил, что его брак с И.С. М-й расторгнут, использовать криоконсервированные эмбрионы по их назначению он не намерен и его беспокоит возможная перспектива использования эмбрионов бывшей женой с последующим взысканием с него алиментов и иных платежей.
Ответчик - МО в расторжении договора отказал, указав, что договор не может быть расторгнут в одностороннем порядке, так как соответствующего заявления от бывшей супруги истца не поступало.
Судом первой инстанции в удовлетворении иска отказано. Судебная коллегия по гражданским делам Московского городского суда решение оставила без изменения, в частности, указав следующее.
В заявлении об информированном согласии, подписанном обоими супругами, указано, что в случае расторжения брака право определять судьбу эмбрионов имеет супруга истца. Суд первой инстанции пришел к выводу, что стороны имели возможность выбрать иные условия, касающиеся судьбы эмбрионов, полученных из их общего биоматериала, такие как "судьба эмбрионов определяется мужем", "судьба эмбрионов определяется МО", "эмбрионы должны быть уничтожены". Исходя из содержания искового заявления, суд пришел к выводу, что требования истца фактически были направлены на расторжение соглашения бывших супругов.
По мнению истца, существенным изменением обстоятельств является расторжение брака; в случае проведения процедур ЭКО и использования эмбрионов по назначению у бывшей супруги может возникнуть право требования алиментов и иных платежей. Суд первой инстанции, однако, пришел к выводу, что заявление об информированном согласии супругов фактически было направлено на закрепление прав и обязанностей сторон по отношению к эмбрионам на случай расторжения брака.
"Поскольку доказательств, свидетельствующих о том, что ответчиком были нарушены условия договора оказания медицинских услуг, при заключении оспариваемого договора оказания медицинских услуг были нарушены его права, истцом не представлено, а бывшая супруга своего желания на расторжение договора об оказании медицинских услуг не выразила, суд пришел к правильному выводу об отказе в удовлетворении иска" <1>.
--------------------------------
<1> Апелляционное определение Московского городского суда от 24 марта 2015 г. по делу N 33-9401 // СПС "Гарант".

Приведенное дело, как и дело по супругов Фоминых, имеет несомненные черты сходства с известным делом "Эванс (Evans) против Соединенного Королевства", разрешенным ЕСПЧ. По делу обжаловалась обязательность получения согласия потенциального отца на продолжение хранения и имплантацию оплодотворенных яйцеклеток. Дело разрешалось национальными судами Великобритании, а 10 апреля 2007 г. - Большой Палатой ЕСПЧ. Правда, эти дела российскими судами и ЕСПЧ были разрешены совершенно по-разному.
Обстоятельства дела, разрешенного ЕСПЧ, следующие: в июле 2000 г. заявительница и ее партнер, обозначенный в Постановлении ЕСПЧ инициалом "J.", с которым, судя по всему, у них были серьезные отношения, начали курс лечения бесплодия. В октябре того же года г-же Эванс был поставлен диагноз "предраковое состояние яичников" и дана рекомендация провести до их удаления цикл искусственного оплодотворения. Во время консультации партнеры были уведомлены о необходимости дать письменное согласие на лечение и подтвердить свою осведомленность в отношении следующего: в соответствии с Законом "Об оплодотворении человека и эмбриологии" 1990 г. (далее - Закон 1990 г.) каждый из партнеров вправе отозвать свое согласие на искусственное оплодотворение до того, как эмбрион будет помещен в матку заявительницы. Эванс интересовал вопрос о возможности сохранения оплодотворенной яйцеклетки на случай, если ее отношения с J. прекратятся. Партнер заверил ее, что этого не произойдет.
В ноябре 2001 г. партнеры обратились в клинику, в результате чего были получены шесть эмбрионов, помещенных на хранение. Заявительнице была сделана операция по удалению яичников. Ей разъяснили, что имплантация эмбрионов в матку будет возможна только через два года. В мае 2002 г. отношения между заявительницей и J. прекратились. На основании Закона 1990 г. J. уведомил клинику о том, что отзывает согласие на использование эмбрионов или продолжение их хранения. Заявительница обратилась в Высокий суд Лондона, требуя, в частности, обязать J. дать согласие на использование эмбрионов или продолжение их хранения. В октябре 2003 г. ее требования судом были отклонены, поскольку было установлено, что J. действовал добросовестно. Он вместе с партнершей приступил к лечению бесплодия, полагая, что его отношения с заявительницей будут продолжаться. Однако позднее они были прекращены. Апелляционной инстанцией данное решение было оставлено без изменения.
Обратившись в ЕСПЧ, заявительница жаловалась на то, что законодательство страны допускает отзыв согласия ее бывшего партнера на хранение и использование эмбрионов. Это лишает ее возможности стать матерью ребенка, с которым она имела бы генетическую связь.
Рассмотрев дело, ЕСПЧ пришел к единогласному выводу, что в данном случае требование ст. 2 Конвенции, гарантирующей право на жизнь, не нарушено. Данный вопрос был решен Палатой ЕСПЧ в Постановлении от 7 марта 2006 г., а именно с какого момента может ставиться вопрос о соблюдении государством права на жизнь. Палата пришла к выводу, что эмбрионы правом на жизнь не обладают.
Любопытно толкование Судом положений ст. 8 Конвенции "Право на уважение частной и семейной жизни", данное ЕСПЧ применительно к обстоятельствам рассмотренного им дела. По мнению ЕСПЧ, понятие личной жизни включает право на уважение решения как о том, чтобы иметь ребенка, так и о том, чтобы его не иметь. Однако Эванс не жаловалась на то, что ей тем или иным способом препятствовали стать матерью в социальном, юридическом или физическом смысле этого слова. Ни законодательство, ни правоприменительная практика Великобритании не запрещали ей усыновить или родить ребенка, зачатого путем искусственного оплодотворения из полученных гамет. Строго говоря, ее жалоба сводилась к тому, что положения Закона 1990 г. о даче согласия помешали ей использовать эмбрионы, созданные совместно с J., и с учетом ее особых обстоятельств когда-либо стать матерью ребенка, с которым она имела бы генетическую связь.
Европейский суд по правам человека пришел к выводу, что этот более частный вопрос о праве на уважение решения стать родителем в генетическом смысле относится к сфере действия ст. 8 Конвенции. Суд высказал мнение, что основное противоречие этого дела затрагивает гарантированные ст. 8 Конвенции права частных лиц - заявительницы и J. Более того, интересы этих лиц, полагает ЕСПЧ, были полностью несовместимыми. В случае если заявительнице было бы разрешено использовать эмбрионы, это означало бы принуждение J. к отцовству. Признание же допустимым отказа J. или отзыва им согласия на искусственное оплодотворение означало бы лишение заявительницы возможности стать генетической родительницей. Как отмечал ЕСПЧ, при сложных обстоятельствах настоящего дела любое решение, принятое властями страны, полностью соответствовало бы интересам только одной из сторон.
Суд тщательно и в разных аспектах проанализировал данное сложное дело. Основной вопрос, по мнению ЕСПЧ, заключался в следующем: установлено ли примененными в деле законодательными положениями справедливое равновесие между затронутыми им конкурирующими публичными и частными интересами?
Как записано в Постановлении ЕСПЧ, проблемы, затронутые в настоящем деле, имеют не только правовой, но и этический характер. К тому же единый европейский подход к ним отсутствует. Некоторые государства-участники приняли нормы, касающиеся контроля за реализацией возможностей искусственного оплодотворения, тогда как другие предоставили решение этого вопроса медицинской практике и административным органам. В Соединенном Королевстве для хранения эмбрионов требуется письменное согласие обоих доноров половых клеток, которое может быть свободно отозвано до момента имплантации. Однако в других странах Европы применяются иные методы и правила. Не усматривается консенсус в вопросе и о том, на какой стадии искусственного оплодотворения согласие доноров половых клеток должно быть безотзывным. В данной связи заявительница утверждает, что ее более значительные физические и эмоциональные издержки в процессе искусственного оплодотворения, а также последующее бесплодие дают ей право пользоваться преимуществом перед J., и в этом вопросе консенсус отсутствует.
Британский Закон 1990 г. представляет собой итог исключительно тщательного изучения социальных, этических и юридических последствий достижений в области искусственного оплодотворения и эмбриологии. Он возлагает на клинику, осуществляющую искусственное оплодотворение, юридическое обязательство по разъяснению лицам, подвергающимся этой процедуре, положений законодательства о согласии и на получение такого согласия в письменной форме. Это и было сделано в ситуации заявительницы, так как и она, и J. подтвердили свое согласие путем подписания формуляров, предусмотренных Законом. Однако Закон также разрешал донорам половых клеток отзывать свое согласие в любое время до имплантации эмбриона в матку. В то же время состояние здоровья заявительницы требовало быстрого принятия решения, что сопровождалось значительным стрессом. Давая согласие на оплодотворение ее яйцеклетки с помощью спермы J., Эванс сознавала, что это последние яйцеклетки, которые она может произвести. Также она понимала, что на проведение онкологического лечения потребуется определенное время, до того как в матку будет возможно имплантировать эмбрион, и что в силу Закона J. в любой момент имеет возможность отозвать свое согласие на имплантацию.
Уважение к человеческому достоинству и свободе воли, а также стремление обеспечить справедливое равновесие между сторонами, участвующими в правоотношении по искусственному оплодотворению, побудили законодателя принять не имеющие исключений положения о том, что любое лицо, предоставляющее половые клетки для целей искусственного оплодотворения, должно быть заранее уведомлено, что полученный генетический материал не будет использован без его согласия.
С учетом этих положений, включая отсутствие общеевропейского консенсуса по данному вопросу, ЕСПЧ пришел к выводу, что праву заявительницы на уважение ее решения стать родителем в генетическом смысле не должно придаваться большее значение, чем праву J. на уважение его решения не иметь связанного с ней генетически ребенка.
В итоге ЕСПЧ пришел к следующему выводу: поскольку применение искусственного оплодотворения породило деликатные моральные и этические проблемы в условиях быстрого развития медицинской науки и практики и поскольку затронутые вопросы относятся к сфере, где общая позиция государств-участников отсутствует, пределы свободы усмотрения, которой пользуются государства-ответчики, должны быть достаточно широкими. В принципе они должны распространяться на решение государства о введении в действие законодательства, регулирующего применение искусственного оплодотворения, и на принятие норм, способных создать равновесие между публичными и частными интересами.
По поводу соблюдения требований ст. 8 Конвенции по настоящему делу ЕСПЧ привел следующие соображения: необходимо рассмотреть вопрос о том, позволяло ли, исходя из обстоятельств дела, примененное национальными судами законодательство, разрешавшее J. отозвать согласие на имплантацию в матку заявительницы эмбриона, установить справедливое равновесие между конкурирующими интересами. Появление технической возможности хранения человеческих эмбрионов в замороженном состоянии породило существенное различие между искусственным оплодотворением и оплодотворением путем полового контакта. В случае искусственного оплодотворения может появиться разрыв во времени, между зачатием эмбриона и его имплантацией в матку, в течение которого возможно проведение медицинского вмешательства. Иногда такой разрыв может быть достаточно продолжительным.
В итоге ЕСПЧ постановил, что ст. 8 Конвенции "Право на уважение частной и семейной жизни" по данному делу не нарушена (Постановление было вынесено 13 голосами "за" и четырьмя голосами "против") <1>.
--------------------------------
<1> СПС "КонсультантПлюс".

Если же еще раз обратиться к проанализированному выше спору супругов Фоминых, то картина получается следующая: исходя из обстоятельств дела согласие на искусственное оплодотворение было буквально "вырвано" у истца у постели умирающей матери Фоминой. С учетом серии неудачных попыток искусственного оплодотворения, ранее предпринимавшихся в отношении его супруги, истец, добросовестно заблуждаясь, полагал, что и данная попытка не может увенчаться успехом. Кроме того, судя по всему, он не вполне понял недостаточно четко сформулированные условия договора. Юридически неграмотный истец полагал, что данное им письменное согласие имеет силу только в течение одного менструального цикла, т.е. одного месяца. А в течение указанного срока ответчица медицинскую услугу не оплатила. Она сделала это только 8 июля 2006 г., когда межличностные отношения между сторонами кардинально изменились и стороны по существу уже не являлись партнерами ни в бытовом, ни в интимном плане. Соответственно, они не строили и не могли строить планов совместной жизни и рождения ребенка от анонимного донора. В создавшейся ситуации бесплодный истец понадобился недобросовестной ответчице исключительно в качестве спонсора, оплачивавшего проводившиеся ей соответствующие медицинские процедуры. А после рождения ребенка бывший муж стал спонсором чужого ребенка.
В отличие от Эванс, болезнь которой требовала незамедлительного решения вопроса и не давала ей иной возможности стать генетической матерью своего ребенка, ситуация Фоминой была значительно менее острой. Забеременеть и родить ребенка от искусственного донора она могла самостоятельно. Согласие же "юридического" супруга, брачные отношения с которым были прекращены и который проживал с другой женщиной, было необходимо хитроумной и недобросовестной гражданке лишь для того, чтобы Фомин содержал чужого ребенка, что впоследствии и имело место. Поэтому думается, что в свете положений п. 3 ст. 1 ГК РФ и п. 1 ст. 1 СК РФ, а также Постановления ЕСПЧ по делу Эванс постановления российских судов по делу супругов Фоминых представляются незаконными и несправедливыми.
А теперь еще раз обратимся к делу по иску А.С. М-на. На первый взгляд кажется, что оно разрешено верно. Однако согласиться с этим невозможно в силу следующего: спор, о котором идет речь, вытекает из сложного комплекса семейных, гражданско-правовых, а также в значительной степени не урегулированных законом отношений, которые в будущем законодательстве следовало бы отнести к сфере действия медицинского права. Суды же разрешили его исключительно путем ссылки на условия заключенного супругами М-ми и МО трехстороннего договора, к которому без каких-либо колебаний и корректив применили нормы гражданского права. Между тем гражданские и семейные правоотношения имеют определенные черты сходства, но еще больше между ними весьма существенных различий. Именно поэтому эти правоотношения регулируются разными отраслями права.
Семейно-правовые отношения в первую очередь носят неимущественный характер (ст. 2 СК РФ). Они складываются между близкими людьми и во многом носят доверительный и даже интимный характер. Кроме того, семейные отношения в связи с их спецификой регулируются нормами не только права, но и морали, к которым в ряде случаев отсылают нормы права (п. п. 1, 3 ст. 1, п. 3 ст. 31, ст. 65 и др. СК РФ).
Что же касается гражданского права, то оно главным образом регулирует имущественные отношения (п. 1 ст. 2 ГК РФ).
В то же время семейное и гражданское право являются родственными отраслями права. В частности, основными началами семейного законодательства являются недопустимость произвольного вмешательства кого-либо в дела семьи, обеспечение беспрепятственного осуществления членами семьи своих прав, равенство прав супругов в семье, разрешение внутрисемейных вопросов по семейному согласию. Запрещаются любые формы ограничения прав граждан в семейных отношениях. Права граждан в семье могут быть ограничены только на основании федерального закона и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты нравственности, здоровья, прав и законных интересов других членов семьи и иных граждан (ст. 1 СК РФ).
Гражданское законодательство также основывается на признании равенства участников регулируемых им отношений. Кроме того, основными началами гражданского законодательства являются свобода договора, недопустимость произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, необходимость беспрепятственного осуществления гражданских прав, обеспечение восстановления нарушенных прав, их судебной защиты.
Граждане и юридические лица свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых не противоречащих законодательству условий договора.
В связи с тем, что семейное и гражданское законодательство являются родственными отраслями права, ст. 4 СК РФ допускает, что к имущественным и личным неимущественным отношениям между членами семьи, не урегулированным семейным законодательством, возможно применение гражданского законодательства постольку, поскольку это не противоречит существу семейных отношений.
Что же касается отношений, связанных с криоконсервацией и хранением эмбрионов, то в российском законодательстве они являются по существу пробельными.
Упоминание об этом имеется лишь в ч. ч. 5 и 6 ст. 55 Федерального закона от 21 ноября 2011 г. N 323-ФЗ "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации". В соответствии с названными нормами граждане имеют право на криоконсервацию и хранение своих половых клеток, тканей репродуктивных органов и эмбрионов за счет личных средств и иных средств, предусмотренных законодательством Российской Федерации. Половые клетки, ткани репродуктивных органов и эмбрионы человека не могут быть использованы для промышленных целей. Таким образом, в российском законодательстве нет каких-либо указаний на то, кто и каким образом может в указанных в ст. 55 пределах распоряжаться криоконсервированными половыми клетками.
Следовательно, указанный биологический материал сдается и хранится, в том числе с использованием метода криоконсервации (замораживания в жидком азоте), исключительно с целью возможного его использования в будущем для репродукции человека.
Отношения, связанные с криоконсервацией половых клеток, вне сомнения, носят комплексный характер. Отношения супругов с медицинской организацией, связанные с получением, криоконсервацией и хранением половых клеток на платной основе, носят гражданско-правовой характер, и к ним могут применяться нормы гражданского права. Что же касается отношений, связанных с производством соответствующих медицинских процедур, то они должны регулироваться нормами еще только зарождающегося медицинского права.
А как быть с отношениями, связанными с принятием решения об использовании замороженных эмбрионов с целью воспроизводства новой человеческой жизни? Какой отраслью права они могут регулироваться - гражданским, как решили судебные органы, либо семейным, как это вытекает из смысла семейного законодательства? Разумеется, нормы гражданского права для регулирования столь деликатных и сугубо интимного и доверительного характера отношений, несмотря на наличие заключенного трехстороннего договора, применяться не должны.
Да, действительно, на момент заключения договора добровольное волеизъявление на передачу права распоряжаться судьбой эмбрионов в случае развода отражено в заявлении об информированном согласии, подписанном обоими супругами.
На основании указанного заявления право определять судьбу эмбрионов на случай расторжения брака между М-ным А.С. и М-ной И.С. перешло к М-й И.С.
Соответственно, суды обеих инстанций при разрешении спора сослались на то, что супруги по своему согласованному волеизъявлению могли выбрать любой из трех вариантов определения судьбы эмбрионов, полученных из общего биоматериала, а именно "судьба эмбрионов определяется мужем", "судьба эмбрионов определяется ООО "Эко Центр", "эмбрионы должны быть уничтожены". А.С. М-н добровольно передал право распоряжения судьбой эмбрионов своей жене, а потому оснований для удовлетворения его иска о расторжении договора не имеется.
Однако любой из прописанных в договоре вариантов распоряжения судьбой эмбрионов находится в грубом противоречии с одним из основных начал семейного законодательства, заключающимся в том, что внутрисемейные вопросы должны разрешаться по взаимному согласию (п. 3 ст. 1 СК РФ). Думается, что создавшаяся по обстоятельствам настоящего дела ситуация отложенного и в определенных пределах регулируемого отцовства и материнства в рамках семейного законодательства могла быть разрешена исключительно на основе взаимного согласия бывших супругов.
Передача же права решения судьбы эмбрионов одному из супругов либо медицинской организации является абсолютно алогичной. В признанной российскими судами "правомерной" ситуации бывшая жена может в течение ряда лет держать бывшего супруга "на поводке" и, рассуждая теоретически, в любое время "подарить" ему ребенка, а то и нескольких детей со всеми вытекающими из этого правовыми последствиями. Кроме того, в подобной ситуации неопределенности экс-супругу крайне сложно строить свои новые семейные отношения.
Как отметил ЕСПЧ в Постановлении по делу Эванс, понятие личной жизни, о котором идет речь в ст. 8 Конвенции, включает право на уважение решения как о том, чтобы иметь ребенка, так и о том, чтобы его не иметь. Причем в связи с особым характером постоянно развивающихся и изменяющихся во многом сугубо интимных супружеских отношений вопрос о том, "заводить" ли ребенка бывшим супругам, не должен решаться по собственному усмотрению одним из них. Такого рода судьбоносное решение, исходя из смысла международно-правовых правил, а также норм российского семейного права, должно приниматься по согласованному совместному волеизъявлению будущих родителей, а не одного из них.
Европейский суд по правам человека признал, что решение J. отозвать свое согласие на искусственное оплодотворение бывшей партнерши правомерно и соответствует не только внутреннему английскому законодательству, но и нормам международного права (ст. 8 Конвенции). Причем Суд пришел к такому выводу, несмотря на особые и, можно сказать, трагические обстоятельства, связанные с катастрофическим состоянием здоровья г-жи Эванс в плане ее перспектив стать матерью генетически связанного с ней ребенка.
В постановлении российских судебных органов не отражены некоторые обстоятельства дела по иску А.С. М-на, имеющие если не правовое, то этическое значение. В частности, в них не указано, была ли успешной примененная к И.С. М-ной процедура ЭКО, имеются ли у нее дети, имеются ли у нее особые обстоятельства, которые могут помешать ей стать матерью, если эмбрионы, созданные на базе общего с бывшим супругом биоматериала, будут утилизированы. В то же время все эти обстоятельства в свете положений ст. 8 Конвенции "Право на уважение частной и семейной жизни", истолкованной ЕСПЧ по делу Эванс, правового значения не имеют.
При ведении дела А.С. М-ным (или его представителем) были допущены ряд оплошностей в плане выбора формы судебной защиты и определения процессуального положения лиц, участвующих в деле. В частности, были неправильно сформулированы основания и содержание иска (вид судебной защиты), а также процессуальное положение бывшей супруги. Разумеется, ее нужно было привлечь к участию в деле в качестве соответчика, а не третьего лица. Все это, рассуждая чисто теоретически, дает ему процессуальную возможность еще раз обратиться в суд за судебной защитой и, может быть, получить ее.

* * *

Применение ВРТ в подавляющем большинстве случаев обусловлено причинами медицинского характера. В то же время порой причины для применения указанных технологий могут носить и социальный характер. Как правило, они заключаются в отсутствии или нежелании заводить полового партнера. В подобных ситуациях ВРТ позволяют прибегнуть к услугам доноров половых клеток (мужских или женских), а также суррогатной матери или суррогатных матерей.
Встречаются и ситуации несколько иного свойства. Супруг или иной партнер в принципе имеется, однако зачатие естественным путем оказывается невозможным в силу того, что партнеры принудительно разлучены на длительный срок. Причиной этого в нашем Отечестве, как правило, является нахождение одного из партнеров в местах лишения свободы. По данным Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН), в России число заключенных, находящихся в местах лишения свободы, на 1 декабря 2018 г. составило 567 789 чел. <1>. Часть из них осуждены к длительным срокам лишения свободы, а отдельные - к пожизненному заключению. По информации начальника Управления исполнения приговоров и специального учета ФСИН России Игоря Вединяпина, в настоящее время в уголовно-исполнительной системе России отбывают наказание 2010 чел., осужденных к пожизненному лишению свободы. Свыше 94% из их числа отбывают наказание за убийство. В системе ФСИН имеется семь колоний, где содержатся пожизненно осужденные. На сегодняшний день 267 пожизненно осужденных имеют право просить об условно-досрочном освобождении. Однако российский самый гуманный суд в мире подобных ходатайств еще ни разу не удовлетворял <2>.
--------------------------------
<1> Список стран по количеству заключенных // https://ru.wikipedia.org.
<2> См.: Сколько в России пожизненно осужденных и за что они сидят // www.anews.com.

Многие из числа пожизненно осужденных формально-юридически числятся женатыми, однако право на свидания с женами и иными близкими в соответствии с нормами действующего УИК РФ имеют далеко не всегда. В аспекте настоящего исследования значительный интерес представляют Определение КС РФ от 9 июня 2005 г. N 248-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан Захаркина Валерия Алексеевича и Захаркиной Ирины Николаевны...", постановления судов общей юрисдикции по делу граждан Королевых Н.В. и В.В., а также Постановление ЕСПЧ по делу "Хорошенко против России".
Обстоятельства этих дел следующие: В.А. Захаркин в 2002 г. за совершение ряда тяжких преступлений был осужден к пожизненному заключению. Осужденный и его жена - И.Н. Захаркина, с которой он заключил брак в период нахождения под стражей, неоднократно обращались к администрации мест лишения свободы с просьбой о предоставлении им длительного свидания в связи с тем, что они желают иметь ребенка. Однако в удовлетворении просьб им было отказано со ссылкой на п. "б" ч. 3 ст. 125 и ч. 3 ст. 127 УИК РФ. Названные нормы предусматривают, что лица, отбывающие наказание в исправительной колонии особого режима в строгих условиях, имеют право на два краткосрочных свидания в год, а первое длительное свидание им может быть предоставлено не ранее, чем по отбытии осужденным не менее 10 лет лишения свободы.
В жалобе В.А. Захаркин и И.Н. Захаркина пытались оспаривать конституционность названных законоположений как лишающих их возможности иметь детей и нарушающих тем самым право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, закрепленное ч. 1 ст. 23 Конституции РФ, а также ограничивают их права в большей степени, чем это предусмотрено ч. 3 ст. 55 Конституции РФ.
Отказывая в принятии к рассмотрению жалобы В.А. и И.Н. Захаркиных, КС РФ сослался на следующее: по мнению Суда, из представленных заявителями материалов не усматривается, что применением оспариваемых ими норм было нарушено их право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну.
Статья 55 (ч. 3) Конституции РФ допускает возможность ограничения федеральным законом прав человека и гражданина в качестве средства защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Такие ограничения, в частности, могут быть связаны с применением к лицам, совершившим преступления, уголовного наказания в качестве меры государственного принуждения, особенность которого состоит в том, что при его исполнении на осужденного осуществляется специфическое воздействие, выражающееся в лишении или ограничении его определенных прав и свобод и возложении на него определенных обязанностей.
Относя принятие уголовного и уголовно-исполнительного законодательства к ведению Российской Федерации, Конституция РФ (п. "о" ст. 71) тем самым наделяет федерального законодателя полномочием вводить подобного рода ограничительные меры.
Устанавливая в качестве одного из видов наказания лишение свободы, государство действует как в своих интересах, так и в интересах общества и его членов. При этом его исполнение изменяет привычный ритм жизни человека, его отношения с окружающими людьми и имеет определенные морально-психологические последствия, ограничивая тем самым не только его права и свободы как гражданина, но и его права как личности. Такое ограничение связано с его противоправным поведением и обусловливается необходимостью ограничения его естественного права на свободу в целях защиты нравственности, прав и законных интересов других лиц.
В уголовном и уголовно-исполнительном законодательстве определяются как меры уголовного наказания с различным комплексом ограничений, соответствующих тяжести наказания, так и порядок отбывания этого наказания. Устанавливая указанные меры, законодатель исходит из того, что в целом осужденные обладают теми же правами и свободами, что и остальные граждане, за изъятиями, обусловленными особенностями их личности, совершенных ими преступлений и специальным режимом мест лишения свободы.
Предусмотренные как ст. ст. 125 и 127 УИК РФ, так и другими его нормами ограничения, в том числе касающиеся порядка получения свиданий с родственниками и иными лицами, направлены на индивидуализацию и дифференциацию условий отбывания наказания и создают предпосылки для достижения целей наказания, которыми согласно ч. 2 ст. 43 УК РФ являются восстановление справедливости, исправление осужденного и предупреждение совершения им новых преступлений.
Необходимость законодательной регламентации свиданий осужденных с их близкими и родственниками вытекает и из положений утвержденного Генеральной Ассамблеей ООН 9 декабря 1998 г. Свода принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме, в частности из принципа 19, и обусловливается спецификой как уголовного судопроизводства, так и материальных уголовно-правовых отношений, включая применение в их рамках наказания в виде лишения свободы.
Европейский суд по правам человека в своих решениях указал, что для того, чтобы уточнить обязанности, которые ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод возлагает на Договаривающиеся Государства в области посещения тюрьмы, нужно учитывать нормальные и разумные требования тюремного заключения и объем свободы усмотрения, предоставляемого национальным властям, когда они регулируют контакты (общение) заключенного с семьей, имея при этом в виду, что "любое заключение влечет по своей природе ограничение личной и семейной жизни заинтересованного лица" (Постановления от 27 апреля 1988 г. по делу "Бойл и Райс (Boyle et Rice) против Соединенного Королевства" (жалобы N 9659/82 и 9658/82), от 11 июля 2000 г. по делу "Дикме (Dikme) против Турции" (жалоба N 20869/92), от 28 сентября 2000 г. по делу "Мессина (Messina) против Италии" (жалоба N 25498/94)).
Ограниченность предоставленных осужденному свиданий по их количеству, продолжительности и условиям проведения является неизбежным следствием данной меры наказания, состоящей в изоляции осужденного в специальном месте под охраной. И с этой точки зрения оспариваемые заявителями нормы сами по себе не устанавливают каких-либо дополнительных ограничений, помимо тех, которые, по смыслу ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, вытекают из самого существа такой меры наказания, как лишение свободы.
При этом комплекс ограничений различен и дифференцируется в зависимости в первую очередь от тяжести назначенного судом наказания, соответствующего характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного. Наибольший объем этих ограничений предусмотрен для лиц, осужденных в качестве альтернативы смертной казни к пожизненному лишению свободы за совершение особо тяжких преступлений, посягающих на жизнь (ч. 1 ст. 57 УК РФ), и отбывающих наказание в исправительных колониях особого режима (п. "г" ч. 1 ст. 58 УК РФ).
Право на неприкосновенность частной жизни (ч. 1 ст. 23 Конституции РФ) означает предоставленную человеку и гарантированную государством возможность контролировать информацию о самом себе, препятствовать разглашению сведений личного, интимного характера. В понятие "частная жизнь" включается та область жизнедеятельности человека, которая относится к отдельному лицу, касается только его и не подлежит контролю со стороны общества и государства, если она носит не противоправный характер. Однако, как указал ЕСПЧ, "основная цель статьи 8 состоит в защите отдельного лица от своевольного вмешательства государственных властей". Определяя меру наказания в виде лишения свободы за совершенное преступление, государство не осуществляет самовольное вмешательство в частную жизнь гражданина, а лишь выполняет свою функцию по защите общественных интересов (Постановление ЕСПЧ от 28 мая 1985 г. по делу "Абдулазис, Кабалес и Балкандали (Abdulaziz, Cabales et Balkandali) против Соединенного Королевства" (жалобы N 9214/80, 9473/81 и 9474/81)).
Лицо, имеющее умысел на совершение тяжких преступлений, должно предполагать, что в результате оно может быть лишено свободы и ограничено в правах и свободах, в том числе в праве на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, и, следовательно, в возможности рождения ребенка. Совершая преступления, оно само сознательно обрекает себя и членов своей семьи на такие ограничения.
В заключение мотивировочной части своего Определения КС РФ указал, что оспоренные заявителями положения, предусматривающие, что осужденные к пожизненному заключению за совершение особо тяжких преступлений, посягающих на жизнь, имеют право на длительное свидание не ранее, чем по отбытии ими не менее 10 лет лишения свободы, установлены законодателем в пределах своей компетенции и не нарушают справедливый баланс между интересами общества в целом и интересами личности.
Вряд ли с этим выводом в полной мере можно согласиться. В рассуждениях КС РФ практически ничего не сказано о правах и интересах И.Н. Захаркиной, брак которой был заключен в период нахождения В.А. Захаркина под стражей. "За кадром" остались и интересы Российского государства, демографическая политика которого заключается в максимальной (в пределах его экономических возможностей) стимуляции деторождения. Дело по жалобе супругов Захаркиных в российской судебной практике не является уникальным. Во многом сходно с ним и "долгоиграющее" дело по жалобе супругов Королевых.
Какова же может быть сила женской любви русской женщины! Н.В. Королев по приговору Московского городского суда от 15 мая 2008 г. за совершение особо тяжкого преступления был осужден к пожизненному лишению свободы. С 13 мая 2009 г. он отбывает наказание в строгих условиях ИК-18, расположенной в п. Харп Приуральского района ЯНАО. Возлюбленная осужденного Вероника Вадимовна уже после вступления приговора в законную силу решается заключить с ним брак, зарегистрированный 9 сентября 2009 г. в местах лишения свободы с переменой фамилии на Королеву. А спустя несколько лет 34-летние супруги-заочники, озабоченные необходимостью решения весьма деликатной, но чрезвычайно важной в семейных отношениях проблемы продолжения рода, стали пытаться принимать на этот счет находящиеся в рамках закона меры.
Н.В. и В.В. Королевы обратились к начальнику Федерального казенного учреждения "Исправительная колония N 18" УФСИН России по Ямало-Ненецкому автономному округу, а затем в Бабушкинский районный суд г. Москвы. В заявлении, поданном по правилам гл. 23 и 25 ГПК РФ, они оспаривали бездействие Федеральной службы исполнения наказаний России, Управления этой Службы по Ямало-Ненецкому автономному округу и начальника Исправительной колонии N 18. Бездействие, по мнению заявителей, заключалось в непринятии мер для реализации их права на оказание медицинской помощи с применением вспомогательных репродуктивных технологий. Дело в том, что в соответствии с правилами ч. 2 ст. 89, ч. 6 ст. 127, п. "б" ч. 3 ст. 125 и ч. 3 ст. 127 УИК РФ 1997 г. заявителям разрешены два краткосрочных свидания (по четыре часа) в год. В то же время длительные свидания могут быть разрешены не ранее 2019 г., при отсутствии у осужденного нарушений установленного порядка отбывания наказания и добросовестном отношении к труду.
Решением Бабушкинского районного суда г. Москвы от 25 декабря 2014 г. в удовлетворении заявления было отказано. Определением судебной коллегии по административным делам Московского городского суда от 26 марта 2015 г. это решение оставлено без изменения. Поданная супругами кассационная жалоба поступила на разрешение судьи ВС РФ О.В. Николаевой. Определением судьи от 15 июля 2015 г. кассационная жалоба (кто бы мог сомневаться!) была оставлена без удовлетворения.
В мотивировочной части этого определения сформулированы две фразы, способные не только обессмертить в веках имя судьи О.В. Николаевой, но и изрядно повеселить пользователей Интернета: "...суды обоснованно исходили из того, что избранный заявителями способ защиты права на личную жизнь влечет ущемление публичных интересов, поскольку в контексте сложившейся правовой ситуации направлен как на изменение условий содержания Н.В. Королева вопреки действующим законодательным ограничениям, так и на возложение на должностных лиц органов уголовно-исполнительной системы обязанностей, включая задействование финансовых и человеческих ресурсов за границей нормативно-должного в системе действующих предписаний, регулирующих цели деятельности органов уголовно-исполнительной системы и функциональные обязанности их должностных лиц, в которые не входит оказание Н.В. Королеву услуг, по поводу которых возник спор, при отсутствии к тому медицинских показаний. То обстоятельство, что сами заявители не воспользовались иными средствами правовой защиты в рамках назначенного Н.В. Королеву режима отбывания наказания, не свидетельствует о том, что инициатива по реализации права на частную жизнь заявителей и ее материальное стимулирование должна исходить от должностных лиц уголовно-исполнительной системы".
Вторая из этих громоздких и крайне маловразумительных фраз абсолютно не соответствует анализируемой судьей О.В. Николаевой ситуации и действующим на сегодняшний день нормам уголовно-исполнительного законодательства. Любопытно было бы узнать, какими такими "иными средствами правовой защиты в рамках назначенного Н.В. Королеву режима отбывания наказания" не воспользовались заявители? Такого рода "иных средств" в действующем российском законодательстве, к сожалению, практически нет.
Что же касается фразы в отношении "задействования финансовых и человеческих ресурсов за границей нормативно-должного в системе действующих предписаний, регулирующих цели деятельности органов уголовно-исполнительной системы", то в случае удовлетворения заявления Королевых и реализации судебных актов, реально необходимые для претворения в жизнь "голубой мечты" супругов Королевых "ресурсы" являются более чем скромными. С санкции начальника колонии и при содействии ее медицинской части у осужденного Н.В. Королева в согласованные с медицинским учреждением, в котором могли бы производиться манипуляции, связанные с искусственным оплодотворением, сроки необходимо было получить биологический материал. Данный материал является жизнеспособным в течение нескольких суток. После этого В.В. Королева смогла бы обратиться в вышеуказанное медицинское учреждение. Искусственная инсеминация спермой мужа (ИИСМ) является наиболее простой и "бюджетной" из числа современных вспомогательных репродуктивных технологий. К тому же связанные с этим относительно небольшие расходы (приблизительно в размере 8 тыс. руб.) должна была бы понести вовсе не система исправительных учреждений Российской Федерации, которую и так уже изрядно "пощипал" ее недавний глава А.А. Реймер, а сама В.В. Королева.
Впрочем, кто-то может возразить, что ситуация, сложившаяся у супругов Королевых, никакого отношения к проблеме искусственного оплодотворения не имеет. Ведь вспомогательные репродуктивные технологии представляют собой методы лечения бесплодия, а Королевы, судя по всему, этим недугом не страдают. Однако такого рода возражение вряд ли будет правильным. Напомним, что в соответствии с Приказом Минздрава России от 30 августа 2012 г. N 107н в отдельных случаях применение вспомогательных репродуктивных технологий возможно не только по медицинским показаниям в качестве метода лечения бесплодия, но и по некоторым показаниям социального плана. В частности, в соответствии с подп. "б" п. 63 "Порядка использования вспомогательных репродуктивных технологий, противопоказания и ограничения к их применению" показаниями для проведения ЭКО является отсутствие у женщины полового партнера. Думается, что ситуация принудительно разлученных в силу приговора суда супругов в полной мере укладывается в приведенную выше норму.
Если же вернуться к правовой оценке постановленных по делу судебных актов, то необходимо сказать следующее: обосновывая вывод о законности постановленных по делу судебных актов, судья О.В. Николаева просто-напросто "позаимствовала" мотивировку из Определения КС РФ от 9 июня 2005 г. N 248-О <1>. Там содержатся ссылки на ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также позиции ЕСПЧ, изложенные в ряде его постановлений прошлых лет <2>. Однако практика ЕСПЧ, впрочем, как и практика самого КС РФ, а также и ВС РФ, не является застывшей и неизменной. С течением времени под влиянием развития общественных отношений она меняется и не может не меняться.
--------------------------------
<1> Определение КС РФ от 9 июня 2005 г. N 248-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан Захаркина Валерия Алексеевича и Захаркиной Ирины Николаевны на нарушение их конституционных прав пунктом "б" части третьей статьи 125 и частью третьей статьи 127 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации".
<2> Речь идет о Постановлениях ЕСПЧ от 27 апреля 1988 г. по делу "Бойл и Райс (Boyle et Rice) против Соединенного Королевства", от 11 июля 2000 г. по делу "Дикме (Dikme) против Турции", от 28 сентября 2000 г. по делу "Мессина (Messina) против Италии" и от 28 мая 1985 г. по делу "Абдулазис, Кабалес и Балкандали (Abdulaziz, Cabales et Balkandali) против Соединенного Королевства".

Содержащаяся же в Определении КС РФ от 9 июня 2005 г. N 248-О и воспроизведенная в определении судьи О.В. Николаевой мотивировка и основанный на ней правовой вывод противоречат позднейшим правовым позициям ЕСПЧ. Речь идет о Постановлении от 4 декабря 2007 г. по делу "Диксон (Dickson) против Соединенного Королевства" (жалоба N 44362/04) и, что еще более важно, Постановлении от 30 июня 2015 г. по делу "Хорошенко (Khoroshenko) против России" (жалоба N 41418/04).
В частности, по делу Диксон Большая Палата ЕСПЧ констатировала следующие его обстоятельства: заявители являются супругами. Муж осужден за убийство и не может быть освобожден ранее 2009 г. Он не имеет детей. Его жена имеет троих детей от других лиц. Заявители просили организовать им искусственное оплодотворение, позволившее бы им иметь совместного ребенка. Они ссылались на то, что оплодотворение естественным путем будет нереальным, принимая во внимание наиболее раннюю дату возможного освобождения мужа (2009 г.) и возраст жены, родившейся в 1958 г. Министр внутренних дел ходатайство отклонил. Заявители безуспешно обжаловали отказ в суд.
Разрешая данное дело, Большая Палата ЕСПЧ указала следующее: "Статья 8 Конвенции применима в том отношении, что отказ в искусственном оплодотворении затрагивает право заявителей на уважение личной и семейной жизни, которое включает право на уважение их решения стать генетическими родителями. Конвенционные права сохраняются и при лишении свободы [выделено мной. - А.Б.], в связи с чем любое ограничение должно быть оправдано на том основании, что оно является необходимым и неизбежным следствием лишения свободы, или при наличии убедительной связи между ограничением и обстоятельствами заключенного. Ограничение не может быть основано исключительно на опасении возмутить общественное мнение. Ключевой вопрос заключается в соблюдении баланса между конкурирующими публичными и частными интересами.
...Что касается интересов заявителей, на национальном уровне было признано, что искусственное оплодотворение оставалось для них единственной реальной надеждой иметь совместного ребенка с учетом возраста жены и срока освобождения мужа. Очевидно, что это было... вопросом жизненной важности. Государство-ответчик привело три причины для своего решения, а именно: утрата возможности иметь детей являлась неизбежным и необходимым следствием лишения свободы; общественное доверие к тюремной системе могло быть подорвано разрешением зачатия ребенка осужденному за тяжкое преступление; длительное отсутствие отца может иметь отрицательные последствия для ребенка и для общества в целом. По первому пункту Европейский суд отмечает, что хотя неспособность к зачатию ребенка являлась следствием лишения свободы, она не была неизбежной, поскольку не утверждается, что предоставление возможности искусственного оплодотворения затрагивало вопросы безопасности или было связано с какими-либо значительными административными или финансовыми сложностями для государства. Что касается вопроса общественного доверия к тюремной системе, то, признавая, что наказание остается одной из целей лишения свободы, Европейский суд подчеркивает наметившуюся в европейской исправительной практике тенденцию растущего значения реабилитационной функции лишения свободы, особенно к концу длительного тюремного срока. Наконец, хотя государство имеет обязательства по эффективной защите детей, оно не может заходить так далеко, чтобы препятствовать родителям в попытке зачатия детей при обстоятельствах данного дела, особенно с учетом того, что жена находилась на свободе и могла заботиться... о ребенке... [выделено мной. - А.Б.]".
Таким образом, ЕСПЧ констатирует изменение в собственной практике разрешения дел, связанных с нарушением прав заключенных, обусловленное изменениями и гуманизацией европейского законодательства в данной области.
Еще более впечатляет Постановление Большой Палаты ЕСПЧ от 30 июня 2015 г. по делу "Хорошенко против России". Полный текст Постановления чрезвычайно велик по объему и включает в себя обширные цитаты из Конституции РФ и российского уголовно-исполнительного законодательства. При чтении этого Постановления невольно охватывает чувство неловкости и жгучего стыда за, по сути, отдельные дикие законодательные нормы, действующие в нашем любимом Отечестве.
Заявитель жаловался на то, что в течение первых 10 лет отбывания наказания в исправительной колонии особого режима возможность свиданий с женой и другими членами семьи была существенно ограничена.
Европейский суд по правам человека подчеркнул, что "существенной частью права заключенного на уважение семейной жизни является обеспечение ему государственными органами возможности или, в случае необходимости, содействия в поддержании контактов с близкими родственниками... некоторые меры контроля контактов заключенных с внешним миром требуются и сами по себе не являются несовместимыми с Конвенцией... Такие меры могут включать в себя ограничения числа семейных свиданий, надзор во время указанных свиданий, если это обосновано характером преступления и особыми характеристиками личности заключенного, введение особого режима в отношении заключенного или особых условий проведения свиданий" (п. 123 Постановления).
Суд отметил, что "следует проводить различие между введением особого режима или особых условий свиданий во время предварительного расследования, когда эти меры могут обоснованно считаться необходимыми для достижения преследуемой правомерной цели, и длительным действием такого режима" (п. 124 Постановления).
Суд уточнил, что "введение таких мер, как физическое разделение, может быть оправдано соображениями безопасности учреждения или опасностью взаимодействия заключенного с преступными организациями через семейные каналы... Однако длительный запрет непосредственного контакта может быть обоснован только в случае подлинной и непрерывной угрозы такого рода" (п. 125 Постановления).
Европейский суд по правам человека подчеркнул, что "отправной точкой регулирования свиданий заключенных, включая лиц, приговоренных к пожизненному лишению свободы, на европейском уровне является тот факт, что национальные органы власти имеют обязательство предупреждать разрыв семейных связей и обязаны обеспечивать таким лицам обоснованно хороший уровень контакта с их семьями, с максимально возможной периодичностью свиданий в обычном порядке" (п. 134 Постановления).
Суд напомнил, что "в странах-участниках минимальная периодичность свиданий в исправительном учреждении лиц, приговоренных к пожизненному лишению свободы... составляет не менее одного посещения каждые два месяца... большинство государств-участников не проводит различия в этой области между лицами, приговоренными к пожизненному лишению свободы, и другими видами заключенных, и что в таких странах общепринятый минимум периодичности свиданий составляет не менее одного раза в месяц... Россия, по-видимому, является единственной юрисдикцией в рамках Совета Европы, которая регламентирует свидания всех приговоренных к пожизненному лишению свободы лиц как группы путем сочетания крайне низкой периодичности свиданий в исправительном учреждении и длительности действия такого ограничения [выделено мной. - А.Б.]" (п. 135 Постановления).
Суд констатировал, что "все формы одиночного заключения без соответствующего психологического или физического стимулирования, вероятно, в долгосрочной перспективе оказывают вредное воздействие, приводя к ухудшению умственных способностей и утрате социальных навыков..." (п. 140 Постановления).
Европейский суд по правам человека пришел к выводу, что "указанная мера не обеспечивает соблюдения справедливого равновесия между правом заявителя на защиту частной и семейной жизни, с одной стороны, и целями, на которые ссылается государство-ответчик, с другой стороны, а также к выводу о том, что государство-ответчик превысило пределы усмотрения в указанном отношении... Отсюда следует, что имеет место нарушение права заявителя на уважение его личной и семейной жизни, гарантированного ст. 8 Конвенции, в результате применения строгих условий в исправительной колонии особого режима в настоящем деле [выделено мной. - А.Б.]" (п. п. 148 - 149 Постановления).
В Постановлении ЕСПЧ, вполне естественно, отражена только юридическая сторона проблемы. Реальные же условия существования российских заключенных в значительной мере остались "за кадром". Об одной из важных сторон их бытования, а именно об условиях оказания им медицинской помощи до известной степени дает представление опубликованный в "МК" очерк талантливой журналистки Ольги Богуславской <1>.
--------------------------------
<1> См.: Богуславская О. Больше чем любовь. Семнадцать лет Светлана ездила в колонию к любимому чтобы после освобождения прожить с ним три месяца // Московский комсомолец. 2016. 6 апреля.

В отказном определении судьи О.В. Николаевой Постановление ЕСПЧ по делу Хорошенко, вступившее в силу 30 июня 2015 г., учтено не было. Впрочем, о нем судья могла и не знать. Что же касается Постановления Суда по делу Диксон, которым были пересмотрены отставшие от развития европейского законодательства позиции ЕСПЧ, то оно является общедоступным, поскольку размещено в справочных правовых системах. В свете этого Постановления вынесенные по делу судебные акты подлежали пересмотру, однако этого не произошло.
Однако "хождение по мукам" супругов-заочников Королевых на этом не закончились. Узнав о Постановлении ЕСПЧ по делу Хорошенко и со ссылкой на него, 6 октября 2015 г. они вновь обратились к начальнику ИК-18 А.В. Воронину. Не желая "задействования финансовых и человеческих ресурсов" УФСИН "за границей нормативно-должного" и исходя из позиций ЕСПЧ, супруги просили предоставить им длительное свидание, жизненно необходимое для продолжения рода. 2 ноября 2015 г. г-н А.В. Воронин в данной просьбе отказал, сославшись на ч. ч. 1, 4 ст. 3, ст. ст. 89, 125 УИК РФ. При этом он указал, что применение Постановления Большой Палаты ЕСПЧ по делу "Хорошенко против России" "является нецелесообразным".
Бездействие должностного лица супруги вновь обжаловали в Бабушкинский районный суд г. Москвы по месту жительства В.В. Королевой. В связи со вступлением в действие КАС РФ отныне они стали именоваться "административными истцами". Соответственно, дело было разрешено судом "в порядке административного судопроизводства". Предоставим читателю судить, изменилось ли от этого что-либо по существу.
Решение Бабушкинского районного суда г. Москвы от 9 февраля 2016 г., вынесенное под председательством судьи Т.А. Романцовой, по-своему достаточно интересно. Квалифицированный судья формально довольно грамотно и подробно излагает обстоятельства дела и российское законодательство, включая положения Конституции: "В Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с Конституцией РФ (ст. 17 Конституции РФ).
Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора (ст. 15 Конституции РФ).
Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени (ст. 23 Конституции РФ)".
Цитирует судья и Постановление ЕСПЧ по делу Хорошенко. Правда, наряду с Конституцией и Постановлением ЕСПЧ без каких-либо комментариев судья Т.А. Романцова излагает и по сути бесчеловечные и противоречащие Конституции РФ, общепризнанным принципам и нормам международного права и Постановлению ЕСПЧ по делу Хорошенко нормы УИК РФ. При этом судья констатирует следующее.
Срок отбывания наказания Н.В. Королевым исчисляется с 4 сентября 2006 г. В то же время длительные свидания могут быть разрешены не ранее 2019 г., при отсутствии у осужденного Н.В. Королева (за весь период нахождения в заключении) нарушений установленного порядка отбывания и добросовестном отношении к труду.
Перевод из строгих условий отбывания наказания в обычные условия отбывания наказания производится по отбытии не менее 10 лет в строгих условиях отбывания наказания (ч. 6 ст. 124 УИК РФ). Если в период пребывания в следственном изоляторе к осужденному не применялась мера взыскания в виде водворения в карцер, срок его нахождения в строгих условиях отбывания наказания исчисляется со дня заключения под стражу. В период же пребывания в следственном изоляторе на осужденного Н.В. Королева налагались дисциплинарные взыскания в виде помещения в карцер.
Формально-юридически суд пришел к выводу о необходимости частичного удовлетворения исковых требований. На самом же деле речь идет не более чем о бездушной и чисто бюрократической уловке. Отказ в предоставлении истцам длительных свиданий был признан неправильным только потому, что, по мнению суда, он не был мотивирован. Поэтому суд обязал администрацию ИК N 18 УФСИН России по Ямало-Ненецкому автономному округу повторно рассмотреть вопрос о предоставлении В.В. Королевой и Н.В. Королеву длительных свиданий <1>.
--------------------------------
<1> См.: Архив Бабушкинского районного суда г. Москвы. Административное дело N 2а-854/16.

Из содержания решения абсолютно ясно, чего на самом деле хотела добиться судья Т.А. Романцова от администрации колонии. Истцам необходимо было дать "мотивированный ответ". "Мотивировка", очевидно, должна заключаться в том, что в 2006 г. Н.В. Королев в период пребывания в следственном изоляторе (т.е. более 12 лет тому назад) один раз за допущенное нарушение режима содержания водворялся в карцер. Судя по содержанию решения, такого рода "мотивировка", обосновывающая законность отказа в предоставлении заключенному Н.В. Королеву длительного свидания, судью Т.А. Романцову вполне устроит. При новом рассмотрении дела, если супруги еще раз рискнут обратиться в суд, им уже "совершенно законно" в удовлетворении "административного иска" будет отказано. Тогда причем здесь столь подробно цитируемые судьей Конституция РФ, общепризнанные принципы и нормы международного права, а также Постановление ЕСПЧ по делу Хорошенко? Не подобные ли ситуации некто В.И. Ленин в свое время называл "формально правильно, а по существу издевательство"? Разница здесь будет заключаться лишь в том, что решение, вынесенное судьей Т.А. Романцовой, и "формально" незаконно.
Исходя из прецедентного Постановления ЕСПЧ по делу "Хорошенко против России", судья Т.А. Романцова должна была административный иск супругов Королевых удовлетворить. Но с учетом реального положения российского суда и российского судьи всерьез надеяться на вынесение такого рода решения было бы крайне сложно. На его вынесение судейское начальство в тот момент "отмашку" еще не дало. В свете позиций ЕСПЧ, сформулированных по делу Диксон и по делу Хорошенко, административный иск супругов Королевых, вне сомнения, подлежал удовлетворению. К сожалению, этого не произошло. Спрашивается, помог ли, по мнению представителей российской науки административного права, "превосходный во всех отношениях" КАС РФ правильно разрешить это дело по существу? Разумеется, нет. Причем ошибочное разрешение дела в данном случае не связано с недостаточной квалификацией судьи и допущенной в связи с этим ошибкой или с неверным определением обстоятельств дела. Все определялось менталитетом судьи. Прекрасно понимая правовую ситуацию, судья побоялась разрешить дело на основании правовых позиций ЕСПЧ. Значительно ближе и милее ей оказались откровенно бесчеловечные по сути и не соответствующие европейским стандартам положения УИК РФ. Отказать в их применении судья не решилась, действуя по принципу "кабы чего не вышло!".
Однако Апелляционным определением судебной коллегии по административным делам Московского городского суда от 4 июля 2016 г. и это, более чем половинчатое, решение судьи Т.А. Романцовой было отменено и принято новое решение - об отказе в удовлетворении заявленных требований. Что же оставалось делать жаждущим продолжения рода супругам Королевым? Обратиться в КС РФ? Однако положения ч. 3 ст. 125 и ч. 3 ст. 127 УИК РФ уже дважды являлись предметом обращения в КС РФ в порядке конкретного нормоконтроля. И оба раза, придя к выводу о том, что конституционные права заявителей в их конкретных делах оспариваемыми законоположениями нарушены не были, КС РФ отказывал в принятии к рассмотрению соответствующих жалоб (Определения от 24 мая 2005 г. N 257-О по жалобе А.А. Хорошенко и от 9 июня 2005 г. N 248-О по жалобе В.А. Захаркина и И.Н. Захаркиной). Однако (слава Всевышнему!) произошли новые обстоятельства. Европейский суд по правам человека по делу "Хорошенко против России" признал непредоставление осужденным к пожизненному лишению свободы долгосрочных свиданий с близкими родственниками в течение первых 10 лет отбывания наказания нарушением ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. И в такой ситуации супруги Королевы и их представитель решились на обращение в КС РФ.
Кроме всего прочего, у супругов Королевых неожиданно появились союзники. Решением Белозерского районного суда Вологодской области от 11 апреля 2016 г. был удовлетворен административный иск О.В. Мацыниной - супруги осужденного к пожизненному лишению свободы А.Ю. Мацынина - к Исправительной колонии N 18 Управления Федеральной службы исполнения наказаний по Ямало-Ненецкому АО. Признав незаконным отказ в предоставлении им длительного свидания и возложив на администрацию исправительного учреждения обязанность предоставлять одно такое свидание в течение года, суд первой инстанции совершенно обоснованно сослался в числе прочего на Постановление Большой Палаты ЕСПЧ от 30 июня 2015 г. по делу "Хорошенко против России".
Судебная коллегия по административным делам Вологодского областного суда при рассмотрении апелляционной жалобы Исправительной колонии пришла к выводу о наличии неопределенности в вопросе о конституционности подлежащих применению в этом деле п. "б" ч. 3 ст. 125 и ч. 3 ст. 127 УИК РФ и, приостановив апелляционное производство, 10 июня 2016 г. направила в КС РФ запрос в порядке ст. 101 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации". Собственно говоря, никакой "неопределенности" в содержании вышеназванных совершенно бесчеловечных норм УИК РФ после вынесения Постановления ЕСПЧ по делу Хорошенко уже не было, но, как говорится, "береженого бог бережет"! И, судя по всему, более грамотные и более человечные, но в то же время и более осторожные, по сравнению с их коллегами из Московского городского суда, вологодские судьи направили в КС РФ запрос с просьбой разъяснить им то, что им и так было уже абсолютно ясно.
При таких обстоятельствах, а также с учетом того, что вопрос о конституционности оспариваемых заявителями норм по существу не рассматривался, КС РФ счел возможным вернуться к вопросу о конституционности положений ч. 3 ст. 125 и ч. 3 ст. 127 УИК РФ и принять к рассмотрению жалобу граждан Н.В. Королева и В.В. Королевой и запрос Вологодского областного суда, соединив их в одном производстве.
Процитировав ряд норм Конституции РФ, а также норм международного права, в частности Европейские пенитенциарные правила, ориентирующих на такую организацию посещений заключенных, которая давала бы им возможность максимально естественно поддерживать и укреплять семейные отношения, КС РФ в итоге признал оспариваемые заявителями нормы не соответствующими Конституции РФ. В целях достижения баланса конституционно значимых ценностей и в интересах субъектов права КС РФ счел возможным определить следующий порядок исполнения вынесенного им Постановления.
Федеральному законодателю надлежит, руководствуясь требованиями Конституции РФ и с учетом изложенных в упомянутом Постановлении правовых позиций КС РФ и ЕСПЧ, предусмотреть условия и порядок реализации лицами, осужденными к пожизненному лишению свободы, права на длительные свидания.
Впредь же до внесения в правовое регулирование надлежащих изменений, вытекающих из указанного Постановления, осужденным к пожизненному лишению свободы должна предоставляться возможность иметь одно длительное свидание в год с лицами, указанными в ч. 2 УИК РФ. С учетом этого, разъяснил КС РФ, пересмотр состоявшихся по делу граждан Н.В. Королева и В.В. Королевой правоприменительных решений, в связи с которыми они обратились в КС РФ, для целей защиты их конституционных прав не требуется.
Так закончилась или почти закончилась история неравной борьбы с российской Фемидой супругов - Королевых и Захаркиных. Решать проблемы продолжения рода им, а также и другим женатым и поддерживающим отношения с женами сидельцам, осужденным к пожизненному лишению свободы, отныне будет предоставлена возможность без применения ВРТ, а естественным путем, что, конечно же, и правильно, и гуманно!

Список использованной литературы

Богуславская О. Больше чем любовь. Семнадцать лет Светлана ездила в колонию к любимому, чтобы после освобождения прожить с ним три месяца // Московский комсомолец. 2016. 6 апреля.

Если вы не нашли на данной странице нужной вам информации, попробуйте воспользоваться поиском по сайту:



Вернуться на предыдущую страницу

Последние новости
29 декабря 2021 г.
Проект Федерального закона № 48749-8 "О внесении изменений в Федеральный закон "О потребительском кредите (займе)" и отдельные законодательные акты Российской Федерации"

Целью законопроекта является защита прав заемщиков по договору потребительского кредита (займа). В соответствии с указанной целью, законопроект направлен на совершенствование порядка расчета полной стоимости потребительского кредита, касающегося максимально точной оценки расходов заемщика, которые связанны с получением потребительского кредита.

25 декабря 2021 г.
Проект Федерального закона № 46071-8 "О внесении изменений в Федеральный закон "О деятельности по приему платежей физических лиц, осуществляемой платежными агентами" и отдельные законодательные акты Российской Федерации"

В связи с тем, что деятельность платежных агентов сконцентрирована в социально значимых сегментах рынка платежных услуг, законопроектом устанавливаются расширенные требования к лицам, осуществляющим деятельность по приему платежей физических лиц. Также Банк России наделяется полномочиями по осуществлению контроля (надзора) за деятельностью операторов по приему платежей.

20 декабря 2021 г.
Проект Федерального закона № 42326-8 "О внесении изменений в части первую и вторую Гражданского кодекса Российской Федерации"

Целью законопроекта является недопущение заключения сделок, влекущих отчуждение собственниками общего долевого имущества, в результате которых не выделенная в натуре доля в праве на неделимый объект собственности переходит к посторонним лицам в нарушение прав и законных интересов совладельцев.

10 декабря 2021 г.
Проект Федерального закона № 36447-8 "О внесении изменений в часть 4 статьи 15.5 ФЗ "Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости и о внесении изменений в некоторые законодательные акты РФ"

Законопроект обращен на урегулирование отношений, связанных с открытием счетов эскроу. В целях исключения давления со стороны застройщика на участников строительства и урегулирования отношений предлагается уточнить в Законе № 214-ФЗ "Об участии в долевом строительстве..." норму о сроке условного депонирования.

3 декабря 2021 г.
Проект Федерального закона № 29564-8 "О внесении изменения в Федеральный закон "О развитии сельского хозяйства"

Целью законопроекта является создание правовой базы для деятельности информсистемы информационных ресурсов агропромышленного комплекса, которая дозволит обеспечить перевод в электронный вид, убыстрение процессов получения и увеличение эффективности мер госпомощи в сфере сельхозпроизводства, также сокращение издержек сельскохозяйственных производителей товаров на представление отчетности и её перевод в электронный вид.

В центре внимания:

Печаль для должников. Конституционный Суд разрешил изымать единственное жилье (Зеленая У.)

Дата размещения статьи: 12.01.2022

"Освободите квартиру, она уже не ваша": собственников ошеломили новой схемой отъема (Демидова И., Астапов М.)

Дата размещения статьи: 12.01.2022

Печаль для должников. Конституционный Суд разрешил изымать единственное жилье (Горелов А., Гладышева Е., Кучкаров А.)

Дата размещения статьи: 12.01.2022

Исполнительский иммунитет единственного жилья должника: новый вектор судебной практики (Джафаров И.)

Дата размещения статьи: 12.01.2022

Цифровизация в юридической практике (Горелов А.)

Дата размещения статьи: 12.01.2022