Быстрая навигация: Каталог статей Иные вопросы В принципе нельзя, но можно!.. Конституционный Суд России и дело об обязательности решений Европейского суда по правам человека (Бланкенагель А., Левин И.Г.)

В принципе нельзя, но можно!.. Конституционный Суд России и дело об обязательности решений Европейского суда по правам человека (Бланкенагель А., Левин И.Г.)

Дата размещения статьи: 14.02.2016

1. Введение

Конституционный Суд РФ летом 2015 года принял важное Постановление <1> по вопросу о том, насколько обязательны для России решения Европейского суда по правам человека (далее - ЕСПЧ) в тех случаях, когда при исполнении таких решений могут быть нарушены положения конституции страны. Решение Конституционного Суда РФ в средствах массовой информации на Западе, в том числе среди некоторых западных специалистов по российскому праву, получило крайне негативную оценку и было воспринято чуть ли не как первый шаг на пути выхода России из Совета Европы посредством систематического невыполнения государством (в особенности российскими судами) решений ЕСПЧ <2>. Несмотря на разделяемую и авторами данной статьи общую озабоченность, мы хотели бы в данной статье предложить трезвый взгляд на решение российского Конституционного Суда и на высказанные им аргументы в обоснование своего решения.
--------------------------------
<1> Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 года N 21-П "По делу о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней", пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации", частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта второго части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы" // Собрание законодательства Российской Федерации. 2015. N 30. Ст. 4658.
<2> См., например: Hans J. Moskau will Urteile umgehen. URL: http://www.sueddeutsche.de/politik/russland-im-namen-moskaus-1.2565368 (дата обращения 28.09.2015).

Дело имеет политическую и юридическую стороны. С политической точки зрения, руководство страны и представители судейского сообщества не раз высказывали определенное недовольство членством в Совете Европы и судебной практикой ЕСПЧ по жалобам российских граждан. Дело К. Маркина и дело акционеров ЮКОСа <3> являются двумя самыми яркими, но не единственными примерами этого недовольства <4>. Юридически проблема обязательности решений ЕСПЧ в случае их возможного противоречия конституции конкретного государства-ответчика представляет собой достаточно распространенный и хорошо изученный во многих странах феномен. Как правило, международные договоры в законодательной иерархии государств находятся ниже конституции, что может приводить к конфликту между обязательствами, вытекающими из Европейской конвенции по правам человека (далее - ЕКПЧ) как из международного договора, и конституцией государства, являющегося членом Совета Европы.
--------------------------------
<3> См.: The European Court of Human Rights. Application N 14902/04, OAO Neftyanaya Kompaniya Yukos v. Russia, Judgment of 20 September 2011. URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-106308 (дата обращения: 13.10.2015); Application N 30078/06, Konstantin Markin v. Russia, Judgment of 22 March 2012. URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-109868 (дата обращения: 13.10.2015); Applications nos. 11157/04, 15162/05, Anchugov and Gladkov v. Russia, Judgment of 4 July 2013. URL: http://hudoc.echr.coe.int/sites/eng/pages/search.aspx?i=001-122260 (дата обращения: 13.10.2015), где также мнения Конституционного Суда и ЕСПЧ разошлись.
<4> См.: Корня А. Неисполнительная Россия // Ведомости. 2015. N 3925. С. 3.

В этом контексте некоторые положения Конституции России, которые мы рассмотрим ниже, имеют решающее значение. Место международного права в иерархии законов Российской Федерации регулируется статьей 15 (ч. 4) Конституции: международное право - в виде международных договоров, а также общепризнанных принципов и норм международного права - является составной частью российского права. Однако место в иерархии законов определено только для международных договоров: они занимают место выше федеральных законов, но ниже Конституции. Об общепризнанных принципах и нормах международного права в системе данной иерархии статья 15 (ч. 4) умалчивает. Участие Российской Федерации в межгосударственных объединениях и передача им части полномочий регулируется статьей 79; пределами такого участия и передачи полномочий являются ограничения прав и свобод человека и гражданина и противоречие основам конституционного строя (то есть положениям главы I Конституции РФ). Указанные положения Конституционный Суд интенсивно обсуждает в рассматриваемом Постановлении; но есть и два других положения, которые Суд в своем анализе, увы, не затрагивает, упоминая первое один раз и совсем забывая о втором (допускаем, менее важном). Так, статья 17 (ч. 1) устанавливает, что основные права признаются и гарантируются "согласно общепризнанным принципам и нормам международного права" (и в соответствии с Конституцией РФ). Статья 55 (ч. 1) довольно загадочно запрещает толковать основные права и свободы "как отрицание или умаление других общепризнанных прав и свобод человека и гражданина".
Далее мы обсудим некоторые особенно интересные аспекты Постановления Конституционного Суда. Первый аспект касается процедурных вопросов.

2. Процедурные вопросы

Постановление Конституционного Суда было принято в процедуре абстрактного нормоконтроля. Поводом к рассмотрению дела явился запрос группы депутатов Государственной Думы, которые оспаривали конституционность статьи 1 Федерального закона "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней", пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации", частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта второго части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Иными словами, депутаты оспаривали конституционность ратификационного закона и конституционность общего законодательства в виде Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации", а также специальных законов, конкретизирующих правовые последствия участия в Конвенции и решений ЕСПЧ как созданного на основе Конвенции органа.
С точки зрения процедурного права, то есть статьи 125 (ч. 2, п. "г") Конституции РФ и конкретизирующих ее статей 88 - 91 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" проверка ратификационного закона по крайней мере удивляет. Международные договоры - как это и подчеркивает сам Конституционный Суд <5> - подлежат конституционному контролю только до их вступления в силу посредством принятия ратификационного закона. Но, очевидно, Конституционному Суду захотелось рассмотреть конституционность давно вступившей в силу ЕКПЧ. В поисках выхода из этого затруднения Конституционный Суд констатирует нормативное единство ратификационного закона, Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации" и конкретизирующих последствия решений ЕСПЧ положений специальных законов и объявляет нормоконтроль целиком допустимым.
--------------------------------
<5> См.: Постановление Конституционного Суда от 14 июля 2015 года N 21-П. Пункт 1.2 мотивировочной части.

Подобный результат представляется нам неубедительным. Если нормоконтроль ратификационного закона является допустимым, то теоретически должна существовать возможность признания его неконституционным по существу, но именно такое содержание постановления Конституционного Суда исключено по определению. Ведь Конституционный Суд просто не смог бы принять постановление, объявляющее ратификационный закон (а по существу, ЕКПЧ) неконституционным. После принятия ратификационного закона противоречие договора Конституции с точки зрения международного права обязывает законодателя либо привести Конституцию в согласие с договором, либо прекратить или приостановить действие договора. Именно с целью исключения такого противоречия путем предварительного контроля договора была создана статья 125 (ч. 2, п. "г") Конституции РФ; с позиций конституционного права последовательный и опосредованный контроль международных договоров после их вступления в силу в рамках национальной правовой системы недопустим. Кроме того, не говоря уже о процедурных аспектах, связанных с положением части первой статьи 17 Конституции РФ, признание наличия противоречий между российской Конституцией и ЕКПЧ едва ли является возможным, что будет более подробно рассмотрено ниже.

3. ЕКПЧ и часть первая статьи 17 Конституции РФ

В соответствии со статьей 79 Конституции России пределом участия на основе международных договоров Российской Федерации в межгосударственных объединениях и передачи им государственных полномочий являются возможность ограничения прав и свобод человека и гражданина и противоречие Конституции РФ. Сначала рассмотрим вопрос ограничения прав человека. С одной стороны, внимательный анализ показывает, что смысл данного регулирования является довольно туманным. Ведь законодатель Российской Федерации вправе ограничивать права и свободы человека, если он при этом соблюдает статью 55 (ч. ч. 2 и 3). Если при ограничении прав и свобод законодатель соблюдает перечень разрешаемых целей ограничений, принцип соразмерности и если он не переступает порог умаления или отмены прав и свобод, предусмотренный частью 2 статьи 55, то, конечно, он может ограничить права и свободы и даже должен это делать для защиты общего блага и прав и свобод других лиц. Но, если это так, законодатель может ограничить права и свободы в том числе путем ратификации международного договора, если опять-таки имеются для этого конституционные предпосылки (указанные положения статьи 55). Итак, статью 79 нужно понимать в единстве со статьей 55 Конституции РФ, то есть возможность ограничения права и его мера распространяется также и на международные договоры.
Это простое сравнение осложняется частью первой статьи 17, осложняется самим содержанием статьи и еще больше практикой Конституционного Суда, выработанной к этой статье. Любопытно, между прочим, что в рассматриваемом Постановлении Конституционный Суд РФ почти полностью пренебрегает статьей 17: часть первая данной статьи упоминается всего один раз! Между тем данное положение устанавливает, что основные права признаются и гарантируются согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с российской Конституцией. Статья 17 исходит из того, что между основными конституционными правами и нормами и принципами международного права не может и не должно быть противоречий. Она должна истолковываться гармонизирующим образом, то есть так, чтобы обеспечивать идентичный уровень защиты основных прав и свобод. На первый взгляд проблем с толкованием статьи 17 не должно возникать. ЕКПЧ является международно-правовым договором, а не общепризнанным принципом или общепризнанной нормой международного права, так что вроде бы Конвенция не обязывает к гармонизирующему толкованию. Но это неправильно, если принять во внимание судебную практику самого Конституционного Суда РФ, а также практику других конституционных судов и преобладающее мнение в правовой науке и, в конце концов, здравый юридический смысл (если такой существует).
Конституционный Суд РФ, по существу, уже давно согласился, что ЕКПЧ и Всеобщая декларация прав человека переросли в общепризнанные принципы и нормы международного права. Соответственно, положения статьи 17 (ч. 1) должны применяться и к ЕКПЧ <6>. Такое же мнение поддерживают и другие конституционные суды, а также многие правоведы (при этом, конечно, имея в виду не статью 17, а правовую классификацию ЕКПЧ с точки зрения догматики международного права) <7>. В конце концов такой интерпретации требует здравый юридический смысл. Ведь общепризнанные принципы и нормы международного права очень редко защищают только основные права и свободы <8>. Иными словами, если буквально и узко толковать часть первую статьи 17, то отсылка к общепризнанным принципам и нормам международного права оказывается пустой.
--------------------------------
<6> См., например, основополагающее постановление, из которого такая переинтерпретация становится ясной: Постановление Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 года N 2-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2007. N 7. Ст. 932. Пункты 2.1 и 2.2. См. также: Das in der Rechtsprechung des Russischen Verfassungsgerichts. Berlin: Berliner Wissenschafts-Verlag GmbH, 2005. S. 322.
<7> См.: Pfeffer R. Das von und Landesrecht. : Mohr Siebeck, 2009. S. 197 - 198, со ссылками на все мнения и их представителей по этой теме.
<8> К правам человека, которые считаются общепризнанными принципами и нормами международного права, относятся, например, запрет рабства, право на жизнь и право на безопасность, но в принципе даже такое качество этих прав является предметом спора, см.: Pfeffer R. Op. cit. S. 197, fn. 203.

Таким образом, часть первая статьи 17 Конституции РФ, которая интегрирует ЕКПЧ в российскую Конституцию, "замораживает" первый предел или ограничение передачи государственных полномочий на основании статьи 79 Конституции РФ. Это, однако, еще не решает проблему обязательности решений ЕСПЧ, которую мы рассмотрим чуть ниже.

4. Суверенитет

Вторая линия аргументации Конституционного Суда также основывается на положениях статьи 79 Конституции, но в этом случае на пределе "основ конституционного строя". Более конкретно Суд ссылается на суверенитет Российского государства, защищенный основами конституционного строя, который является неразделимым, означает всю полноту государственной власти и который не может быть ограничен даже в связи с членством в Совете Европы <9>. Любопытно, что в другой части Постановления это звучит несколько по-другому, как будто бы некоторые элементы государственной власти были переданы Совету Европы, а конкретнее ЕСПЧ, поскольку он является органом правосудия внутри Совета Европы и осуществляет контроль за соблюдением Европейской конвенции его членами. Складывается впечатление, что части суверенитета были переданы при условии соблюдения ЕСПЧ принципа субсидиарности по отношению к национальным судам <10>.
--------------------------------
<9> См.: Постановление от 14 июля 2015 года N 21-П. С. 12 (здесь и далее номера страниц приводятся по тексту Постановления, размещенному на сайте Конституционного Суда РФ: URL: http://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision201896.pdf), со ссылкой на Постановление Конституционного Суда РФ от 7 июня 2000 года N 10-П // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2000. N 5.
<10> См.: Постановление от 14 июля 2015 года N 21-П. С. 31; Конституционной Суд формулирует: "...не предполагающей передачи ей такого элемента государственного суверенитета".

С нашей точки зрения, концепция суверенитета как совокупности государственных полномочий или запрета передачи элементов суверенитета межгосударственным объединениям является своеобразным "тупым мечом". Если суверенитет - это совокупность государственных полномочий и если государство конституционным образом передает некоторые из этих полномочий либо межгосударственным объединениям, либо - в случае федеративного государства - своим субъектам, то очевидно, что суверенитет как раз является делимым. До передачи полномочий их существовало больше, чем после передачи. Настаивать на том, что, несмотря на уход некоторых элементов суверенитета, он остается по-прежнему полным, с нашей точки зрения, противоречит здравому смыслу (не только юридическому). Именно из этого допущения (делимости суверенитета) исходит и статья 79, открывающая возможность передачи государственных полномочий (элементов суверенитета) межгосударственным объединениям. Значение статьи 79 состоит в следующем: при передаче государственных полномочий, то есть элементов суверенитета, не должны быть переданы те (иные) элементы, которые защищены основами конституционного строя, например обеспечивающие действие принципа правового государства <11>. Другими словами, и вторая линия аргументации Конституционного Суда имеет слабые места.
--------------------------------
<11> Актуальным примером здесь является передача международным договором всех конфликтов в сфере действия договора в третейские суды, как это планировалось (и, может быть, еще планируется) в проекте трансатлантического соглашения о свободной торговле между ЕС и США.

Слабости, конечно, не должны уводить из поля зрения угрозы политического злоупотребления. Дело ЮКОСа находится в Конституционном Суде <12>. Если Суд придет к выводу о необязательности постановления ЕСПЧ, то очень интересно будет увидеть, как он это обоснует. Платить 1,8 млрд. евро - это, безусловно, больно, но никак не умаляет суверенитет Российской Федерации.
--------------------------------
<12> Еще раз укажем на статью: Корня А. Указ. соч.

5. Соотношение Конституционного Суда РФ, российских судов и ЕСПЧ

Источником рассматриваемых Постановлением проблем является не Конвенция, а практика вынесения и формулирования решений ЕСПЧ <13>. Принципиально мы разделяем позицию Конституционного Суда, согласно которой ЕСПЧ имеет субсидиарную функцию по отношению к национальным судам. Наши замечания касаются некоторых шероховатостей в аргументации и некоторых неясностей, которые создают возможность для злоупотреблений в виде массового неисполнения постановлений ЕСПЧ <14>. Следует рассмотреть первую шероховатость, которая касается роли Конституционного Суда как сторожа национальной Конституции.
--------------------------------
<13> Это иногда становится совсем очевидным. См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 года. Пункт 4 мотивировочной части.
<14> См.: Пункт 5.2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 года, где, как кажется, Конституционный Суд дает несудебным государственным органам возможность не исполнять постановления ЕСПЧ в силу противоречия Конституции РФ.

Речь идет о новой части 2 статьи 101 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" <15>. При чтении Постановления <16> возникает впечатление, что оно подрывает часть 4 статьи 125 Конституции РФ, поскольку, исходя из текста решения, суд должен остановить производство по делу и обратиться в Конституционный Суд не потому, что он считает закон неконституционным, а потому что у него возникают какие-то туманные сомнения неизвестно по поводу чего. Такая позиция не соответствует ни российской Конституции, ни ЕКПЧ. Запрос в Конституционный Суд возможен и нужен только в таком случае, если суд считает закон неконституционным; во всех других случаях он должен исполнить постановление ЕСПЧ <17>.
--------------------------------
<15> Статья 101, часть 2: "Суд при пересмотре в случаях, установленных процессуальным законодательством, дела в связи с принятием межгосударственным органом по защите прав и свобод человека решения, в котором констатируется нарушение в Российской Федерации прав и свобод человека при применении закона либо отдельных его положений, придя к выводу, что вопрос о возможности применения соответствующего закона может быть решен только после подтверждения его соответствия Конституции Российской Федерации, обращается с запросом в Конституционный Суд Российской Федерации о проверке конституционности этого закона".
<16> Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 года. Пункт 5.1 мотивировочной части.
<17> Запрос нужен, между прочим, только с точки зрения российской Конституции; с точки зрения ЕКПЧ и ЕСПЧ, постановление должно быть исполнено. Тем более в случае неконституционности соответствующего закона, который, по существу, является недействующим.

Чем интересна эта шероховатость аргументации? Из приведенной позиции можно сделать вывод, что Конституционный Суд хочет присвоить себе функцию сторожа моста, через который европейские правовые идеи и принципы могут проникнуть в российскую правовую систему. Дело в том, что национальное конституционной право не предусматривает такой функции как таковой. Не стоит забывать, что Конституционный Суд и ЕСПЧ работают, так сказать, на одной и той же стройке: здание называется "защита основных прав".

6. Методика толкования международных договоров

Целью рассматриваемого Постановления является на самом деле разделение сфер ведения в области защиты основных прав и свобод между Конституционным Судом и ЕСПЧ. При этом на первом этапе судьи пытаются дать ответ на вопрос, почему решения ЕСПЧ не являются обязательными к исполнению государствами - участниками Конвенции. Одна из линий аргументации строится на детальном разборе основных норм международного права. Особое внимание при этом уделяется Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года (далее - Венская конвенция). Этот международный договор закрепляет основополагающие международно-правовые нормы, относящиеся к заключению, вступлению в силу, применению, расторжению, толкованию и соблюдению межгосударственных договоров.
Отправной точкой аргументации является статья 26 Венской конвенции, в которой закреплен фундаментальный принцип международного права pacta sunt servanda (каждый действующий договор обязателен для его участников и должен ими добросовестно выполняться). Кроме того, Суд ссылается на общее правило толкования договоров, предусматривающее, что договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора (п. 1 ст. 31).
В дальнейшем Конституционный Суд аргументирует на основе пункта 1 статьи 46 Венской конвенции, согласно которому государство, как правило, не вправе блокировать действие в отношении него отдельных положений международного договора, ссылаясь на его внутреннее право. Единственным и достаточно маловероятным исключением является случай, когда спорной оказывается норма внутреннего права, имеющая особо важное значение.
По мнению Конституционного Суда, в Российской Федерации к числу таких норм в первую очередь относятся положения глав 1 и 2 Конституции РФ, для которых статьей 135 предусмотрен особенный порядок изменения посредством принятия новой Конституции РФ <18>. С этим можно легко согласиться, однако необходимо высказать два "caveat", то есть возражения или, скорее, уточняющих замечания, в связи с данной аргументацией. С одной стороны, сложно представить случай, при котором международный договор явным образом нарушал бы положения глав 1 и 2 российской Конституции, например, обязывая Российскую Федерацию к ограничению свободы вероисповедания. С другой стороны, аргументация на основе статьи 46 Венской конвенции не может быть убедительной в случае, если речь идет о конкретных решениях наднационального суда <19>. Только сам факт согласия с безоговорочным признанием обязательной силы решений таких судов может заставить задуматься о применении статьи 46 Венской конвенции!
--------------------------------
<18> Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 года. Пункт 3 мотивировочной части.
<19> Наши сомнения подтверждаются тем, что Федеральный конституционный суд ФРГ в своем решении по делу Гергюлю ни разу не ссылается на статью 46 Венской конвенции. См.: Beschluss des Zweiten Senats vom 14. Oktober 2004. 2 BvR 1481/04 // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts (BVerfGE). 2004. Bd. 111. S. 307.

Оставляя эти сомнения в стороне, Конституционный Суд ссылается на то, что "в контексте приведенных положений Венской конвенции о праве международных договоров это означает, что решение уполномоченного межгосударственного органа, в том числе постановление Европейского суда по правам человека, не может быть исполнено Российской Федерацией в части возлагаемых на нее мер индивидуального и общего характера, если толкование нормы международного договора, на котором основано это решение, нарушает соответствующие положения Конституции Российской Федерации" <20>.
--------------------------------
<20> Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 года. Пункт 3 мотивировочной части.

На первый взгляд, аргументация Суда достаточно стройная. Ссылаясь на общепризнанные нормы и принципы международного права, Конституционный Суд как бы успокаивает читателя; складывается впечатление, что Постановление в определенной мере копирует классические трактаты по международному праву. Однако внезапно в этой традиционной аргументации появляется один аспект, который требует более внимательного рассмотрения. Конституционный Суд указывает на право государств отказаться от исполнения взятых на себя обязательств, если подобный акт нарушает положения национальной конституции. При этом фраза построена так, что не до конца понятно, какой орган устанавливает факт нарушения конституции и освобождает национальные органы государственной власти от международных обязательств: органы исполнительной или судебной власти, суды общей или конституционной юрисдикции. Ответ (не совсем неожиданный) на этот вопрос читатель получает дальше, хотя и в завуалированной форме. По мнению Конституционного Суда, подобные коллизии должны разрешаться национальными конституционным судами, так как именно "национальные судебные органы при принятии решения исходят из того, какое толкование, с учетом баланса конституционно защищаемых ценностей и международно-правового регулирования статуса личности, лучше защищает права человека и гражданина в правовой системе данного государства, имея в виду не только непосредственно обратившихся за защитой, но и всех тех, чьи права и свободы могут быть затронуты" <21>. Таким образом, национальные суды получают право достаточно свободно определять пределы действия международного договора и "освобождать" свое государство в тех случаях, когда конкретная интерпретация норм международного права противоречит национальному подходу к регулированию общественных отношений. В результате любое решение, направленное на оптимизацию национальной правовой системы извне, всегда будет висеть на волоске, так как оно может быть признано противоречащим тем или иным представлениям национальных конституционных судов.
--------------------------------
<21> Там же. Пункт 4 мотивировочной части.

Определенные вопросы присутствуют и по поводу масштабов контроля, и в части установления обстоятельств, на основании которых государства - участники международного договора вправе отказаться от исполнения обязательств и тем самым нарушить принцип обязательности международных договоров. По мнению Конституционного Суда, государство-участник вправе отступить от норм международного договора, если его отдельное положение или толкование подобного положения уполномоченными органами нарушает положения национальной конституции и подобное нарушение является "объективно очевидным для любого субъекта международного права, действующего в этом вопросе добросовестно и в соответствии с обычной практикой (пункт 2 статьи 46 Венской конвенции о праве международных договоров)" <22>. Классическими примерами нарушения норм национальной конституции можно считать отсутствие согласия законодательного органа при заключении международного соглашения.
--------------------------------
<22> Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 года. Пункт 3 мотивировочной части.

Выводя за скобки сам по себе достаточно дискуссионный вопрос критериев установления очевидности <23>, остается неясным, в каком случае определенное толкование положений международного договора со стороны уполномоченного органа объективно нарушает положения национальной конституции. Крайне сложно представить случаи в области защиты основных прав и свобод, когда определенное конкретное толкование объективным образом вступало бы в конфликт с нормами национального права. Причина здесь кроется в природе основных прав и свобод. Дело в том, что национальные органы конституционного судопроизводства, а также транснациональные суды часто рассматривают конфликтные ситуации, когда то или иное основное право вступает в противоречие с правами различных индивидуумов или их групп. Задача конституционного правосудия в этой области заключается именно в поиске адекватного баланса между правами участников процесса. Поиск правильного соотношения - дело крайне тонкое; результат же в свою очередь может быть крайне неоднозначным и зачастую может вызывать споры в научных и профессиональных кругах, не говоря уже о спорах между судами различных уровней (национальными и международными). Не стоит забывать и о том, что даже внутри судебных органов поиск правильного соотношения зачастую вызывает жаркие споры, которые нередко выливаются в объемные особые мнения, становящиеся достоянием публичной дискуссии.
--------------------------------
<23> Хорошим примером здесь могут служить положения абзаца 2 статьи 59 Основного закона ФРГ, которые ввиду своего четкого нормирования конкретизируют критерий объективного нарушения. См. об этом: Blix H. Treaty-Making Power. London: Stevens & Sons; New York: Praeger, 1960.

Иными словами, толкование абстрактных норм права (особенно в области защиты основных прав) представляет собой крайне сложный и труднопрогнозируемый процесс, результат которого редко соответствует критерию "очевидности" или "объективности" нарушения. Но, следуя подходу российского Конституционного Суда, многие, если не любые, разногласия могут быть истолкованы как "очевидное нарушение" норм права другого уровня. В итоге кажущаяся на первый взгляд понятной аргументация Конституционного Суда при ближайшем рассмотрении вызывает массу вопросов и создает определенный юридический вакуум в отношении определения случаев, когда же государство - участник ЕКПЧ вправе уклониться от исполнения решений ЕСПЧ.

7. Между строк решения

К прочим шероховатостям Постановления стоит отнести бросающуюся в глаза широкую свободу Конституционного Суда при определении масштаба собственного вмешательства. Как правило, Суд в своей практике опирается на определенные основные термины конституционного права; во многих решениях достаточно четко проведена граница между понятием конституционной нормы и конституционного принципа.
В Постановлении же от 14 июля 2015 года Конституционный Суд оперирует тремя различными категориями конституционного права, которые заслуживают более детального рассмотрения, так как именно они конкретизируют понятие государственного суверенитета. Решения ЕСПЧ, которые затрагивают защищенные этими категориями ценности, не подлежат исполнению на территории Российской Федерации.
В Постановлении используются такие понятия, как "Конституция Российской Федерации", "положения Конституции Российской Федерации", а также "конституционные ценности". Все они обозначают границы исполнения решений ЕСПЧ. В этой связи невольно напрашивается вопрос о синонимичности этих понятий. Следует принять во внимание важность их четкого терминологического разграничения, так как именно оно является залогом сбалансированного разделения полномочий между ЕСПЧ и Конституционным Судом, в то время как следствием смешения терминов может быть судебный произвол и злоупотребление контрольными функциями со стороны национального судебного органа или же излишняя сдержанность со стороны ЕСПЧ.
Отличительной особенностью этих категорий является уровень абстракции. По нашему мнению, конституционные нормы в своей сумме образуют писаную Конституцию РФ, то есть тот документ, который обладает высшей юридической силой на территории Российской Федерации. Бесспорно, нормы конституционного законодательства по своей природе несут в себе некую неопределенность, что заставляет правоприменителя в лице Конституционного Суда их толковать. Отправной точкой подобного толкования с методологической точки зрения всегда является конкретная формулировка конституционного предписания; любое противоречащее букве конкретного положения толкование является антиконституционным и не может быть признано правильным. Как правило, предметом толкования являются определенные явления общественной жизни, в отношении которых Основной Закон не содержит конкретных предписаний.
Если же обратиться к феномену конституционных ценностей с позиций конституционно-правовой теории, то нам представляется верным тезис об их принципиально иной природе по сравнению с писаными конституционными нормами.
По мнению О.А. Снежко, "под конституционными ценностями следует понимать основополагающие, предельно обобщенные принципы (цели, установки), лежащие в основе российской государственности... Конституционные ценности - это основополагающие ориентиры (установки) государственно-правового развития страны. Они занимают центральное место во всей системе ценностей государства и общества" <24>. Уже на основе этого определения становится очевидной основная характеристика конституционных ценностей - их обобщенность. Конкретное правоположение, гарантирующее определенные права или накладывающее определенные обязательства, не может по определению считаться конституционной ценностью. Иными словами, конституционные нормы имплементируют конституционные ценности.
--------------------------------
<24> Снежко О. Правовая природа конституционных ценностей современной России // Сравнительное конституционное обозрение. 2005. N 2 (51). С. 13 - 19, 13.

По меткому замечанию М. Преснякова <25>, правовые нормы являются "сплавом" ценностей, что при переносе на конституционную плоскость означает, что конституционные нормы получены в результате смешивания конституционных ценностей.
--------------------------------
<25> См.: Пресняков М. Конституционная аксиология: к вопросу о сущности конституционных ценностей. URL: http://tinyurl.com/o6jjgc9 (дата обращения 29.09.2015).

Теоретический анализ показывает, что здесь мы имеем дело с двумя разными феноменами. Соответственно, возникает вопрос: чего пытается добиться Конституционный Суд, смешивая эти понятия?
Определенная свобода толкования категорий, а также синонимичность использования отдельных терминов вызывают подозрение, что Суд абсолютно осмысленно оставляет за собой право определять, в каком случае решения ЕСПЧ нарушают нормы или основополагающие принципы конституции, а в каких нет. Суд в определенной степени следует примеру Федерального конституционного суда ФРГ по делу Гергюлю <26>, в котором был сформулирован промежуточный подход в отношении решений ЕСПЧ. С одной стороны, была подчеркнута важность ЕКПЧ, с другой - во главу угла были поставлены требования национальной конституции. Тем самым Федеральный конституционный суд оставил за собой последнее слово в вопросе обязательности решений ЕСПЧ и их имплементации в национальное право <27>.
--------------------------------
<26> BVerfGE 111, 307.
<27> См. сравнительно-правовой анализ в статье: Вайпан Г., Маслов А. От догматики к прагматике: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации по делу Маркина в контексте современных подходов к соотношению международного и национального права // Сравнительное конституционное обозрение. 2014. N 2 (99). С. 127 - 137.

8. Диалог с ЕСПЧ

Отдельного внимания заслуживает та часть Постановления, в которой обсуждается европейская система защиты основных прав и свобод (п. 6 мотивировочной части). В ней Конституционный Суд выступает за формирование сбалансированной практики ЕСПЧ, а также подчеркивает необходимость "конструктивного взаимодействия и взаимоуважительного диалога" между Европейским судом и национальными конституционными судами. В этом же абзаце проскальзывает термин "самоизоляция" ЕСПЧ, вызванная неуважением к национальным конституционным традициям, а также чрезмерно агрессивной политикой продвижения собственной европейской доктрины защиты основных прав на основе Конвенции.
Ввиду такого обширного и нетипичного для Конституционного Суда РФ "лирического" отступления невольно напрашивается вопрос о необходимости такого obiter dictum. Ни для кого не секрет и нами уже было упомянуто, что взаимоотношения между ЕСПЧ и Конституционным Судом РФ нельзя назвать простыми; последние несколько лет они были омрачены разногласиями по ряду дел. Отдельное место здесь занимает нашумевшее дело "Константин Маркин против Российской Федерации" <28>, которое обсуждалось не только в научной литературе, но и было предметом публичной дискуссии. Рассматриваемое нами Постановление в этом отношении подчеркивает убежденность Конституционного Суда РФ в правильности собственной позиции по вопросу гендерной дискриминации. Не стоит также упускать из виду, что в последнее время в публичной дискуссии не раз появлялись призывы к изменению статьи 15 Конституции РФ, а также требования к выходу из ЕКПЧ. Масла в огонь подлил и развернувшийся в последние годы острый конфликт с Советом Европы <29>.
--------------------------------
<28> European Court of Human Rights. Applications N 30078/06, Konstantin Markin v. Russia, Judgment of 22 March 2012.
<29> См.: Филимонов А. ЕСПЧ: нужен ли он России и зачем // Гарант.ру. 2014. 24 сентября. URL: http://www.garant.ru/article/565493/ (выступление В.В. Путина в 2014 году); Зорькин допускает выход России из-под юрисдикции ЕСПЧ // Право.ru. 2010. 22 ноября. URL: http://pravo.ru/news/view/42619/ (дата обращения 28.09.2015).

Принимая во внимание политическую ситуацию, сформулированную Конституционным Судом позицию можно рассмотреть, исходя из двух перспектив. С одной стороны, Суд в очередной раз подчеркнул не только верховенство Конституции РФ над ЕКПЧ, но и свое верховенство при толковании основных прав и свобод для граждан Российской Федерации. Несмотря на то что россияне достаточно часто (мягко говоря) обращаются с жалобами в ЕСПЧ, Конституционный Суд дает четко понять, что последнее слово в случае коллизий остается за ним. С другой стороны, Суд отвергает концепцию суверенной самоизоляции или выхода из Конвенции, выступая за активное участие в образовании сбалансированной единой европейской практики в области защиты прав и свобод.
Какой оценки заслуживает новая концепция выстраивания отношений с ЕСПЧ, выраженная в рассматриваемом Постановлении?
Проблема диалога между судами не раз рассматривалась в научной литературе. Убедительным для целей данной статьи представляется подход американского исследователя Анн-Мари Слотер. В своих работах по этому вопросу она внимательно изучила разные модели коммуникаций между судами различных уровней и юрисдикций <30>.
--------------------------------
<30> См.: Slaughter A. Typology of Transjudicial Communication // University of Richmond Law Review. Vol. 29. 1994. N 1. P. 99 - 137.

По ее мнению, интеграция национальных судебных органов в межсудебный диалог позитивно сказывается на национальной правоприменительной практике, обогащая ее новыми методологическими подходами в сфере толкования правовых норм. Примером тому может служить имплементация принципа пропорциональности в практике большинства восточноевропейских судов вслед за решениями ЕСПЧ <31>.
--------------------------------
<31> Ibid. P. 112.

В своих работах Слотер верно указывает на отдельные характерные свойства диалога между национальными конституционными судами и ЕСПЧ. К таким свойствам относится некоторая иерархизация диалога в пользу Европейского суда. Как правило, национальные суды реагируют на формулируемые ЕСПЧ правовые позиции; они лишены возможности влиять на повестку такого диалога. Подобное положение дел в свою очередь негативно сказывается на их готовности к участию в диалоге <32>. Одновременно транснациональные суды требуют безоговорочного подчинения своим решениям со стороны участников диалога, что, несомненно, усложняет и без того непростую ситуацию <33>.
--------------------------------
<32> Ibid. P. 113.
<33> Slaughter A. Op. cit. P. 114.

С учетом этих обстоятельств структура диалога нуждается в определенных поправках, которые приведут к более интенсивному межсудейскому взаимодействию. К таким поправкам следует отнести следующие меры:
- "взаимооптимизацию" аргументации между ЕСПЧ и конституционными судами.
Диалог как таковой может функционировать только при условии, если его участники слушают и слышат других участников и готовы принимать во внимание их аргументы. В противном случае мы имеем дело с параллельными монологами, которые ни в коем случае не в состоянии оптимизировать применение конституционных норм. Средством такой взаимной оптимизации высказываемых аргументов следует в первую очередь считать уважение особенностей правовой специфики других участников диалога. Как метко заметила Анн-Мари Слотер, построенный на убеждении авторитет зачастую эффективнее принуждения <34>.
--------------------------------
<34> Ibid. P. 122.

Соответственно, конституционные суды должны адекватно учитывать роль ЕСПЧ как транснационального суда в области защиты прав и свобод человека и не ограничиваться формальной структурой международного договора. ЕСПЧ, в свою очередь, следует обратить внимание на то, что он (пока) не является суперконституционным судом и, соответственно, постараться ограничить попытки вертикального (сверху вниз) воздействия на национальные конституционные суды, сосредоточившись на стремлении убеждать национальные конституционные суды в государствах - участниках Конвенции;
- формальную процедуру признания решений других участников.
Помимо материально-правовых аспектов, стоит обратить внимание на процедурные аспекты межсудебного диалога. С одной стороны, процедура изучения и в случае необходимости исполнения решений другого суда нуждается в прозрачном регулировании. Обе стороны должны обладать максимальным количеством информации, а также сопоставимой методикой изучения судебных решений, на основании которых будет присутствовать ясность по вопросу о необходимости исполнения решений других участников межсудебного диалога.

9. Итоги

Рассматриваемое Постановление Конституционного Суда РФ только частично заслуживает положительной оценки. Суд стремится конкретизировать структуру межсудебного диалога посредством ограничения "монолога" ЕСПЧ; это желание в принципе не лишено смысла и имеет свое оправдание. Однако, определяя масштабы собственного контроля, Конституционный Суд, с одной стороны, использует не всегда убедительные аргументы (например, по вопросу суверенитета), забывает об особенностях Конституции России и собственной судебной практике прошедших лет (по ч. 1 ст. 17) и не объясняет значение статьи 46 Венской конвенции в вопросе ограничения обязательной силы решений ЕСПЧ. С другой стороны, Суд нередко опирается на достаточно размытые термины, тем самым создавая негативную и в свете сложной политической ситуации недопустимую неопределенность по вопросу исполнения решений ЕСПЧ.

Если вы не нашли на данной странице нужной вам информации, попробуйте воспользоваться поиском по сайту:

Вернуться на предыдущую страницу

Последние новости

Бесплатная консультация юриста по телефонам:

Вся Россия

Звонки бесплатны.
Работаем без выходных

29 декабря 2021 г.
Проект Федерального закона № 48749-8 "О внесении изменений в Федеральный закон "О потребительском кредите (займе)" и отдельные законодательные акты Российской Федерации"

Целью законопроекта является защита прав заемщиков по договору потребительского кредита (займа). В соответствии с указанной целью, законопроект направлен на совершенствование порядка расчета полной стоимости потребительского кредита, касающегося максимально точной оценки расходов заемщика, которые связанны с получением потребительского кредита.

25 декабря 2021 г.
Проект Федерального закона № 46071-8 "О внесении изменений в Федеральный закон "О деятельности по приему платежей физических лиц, осуществляемой платежными агентами" и отдельные законодательные акты Российской Федерации"

В связи с тем, что деятельность платежных агентов сконцентрирована в социально значимых сегментах рынка платежных услуг, законопроектом устанавливаются расширенные требования к лицам, осуществляющим деятельность по приему платежей физических лиц. Также Банк России наделяется полномочиями по осуществлению контроля (надзора) за деятельностью операторов по приему платежей.

20 декабря 2021 г.
Проект Федерального закона № 42326-8 "О внесении изменений в части первую и вторую Гражданского кодекса Российской Федерации"

Целью законопроекта является недопущение заключения сделок, влекущих отчуждение собственниками общего долевого имущества, в результате которых не выделенная в натуре доля в праве на неделимый объект собственности переходит к посторонним лицам в нарушение прав и законных интересов совладельцев.

10 декабря 2021 г.
Проект Федерального закона № 36447-8 "О внесении изменений в часть 4 статьи 15.5 ФЗ "Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости и о внесении изменений в некоторые законодательные акты РФ"

Законопроект обращен на урегулирование отношений, связанных с открытием счетов эскроу. В целях исключения давления со стороны застройщика на участников строительства и урегулирования отношений предлагается уточнить в Законе № 214-ФЗ "Об участии в долевом строительстве..." норму о сроке условного депонирования.

3 декабря 2021 г.
Проект Федерального закона № 29564-8 "О внесении изменения в Федеральный закон "О развитии сельского хозяйства"

Целью законопроекта является создание правовой базы для деятельности информсистемы информационных ресурсов агропромышленного комплекса, которая дозволит обеспечить перевод в электронный вид, убыстрение процессов получения и увеличение эффективности мер госпомощи в сфере сельхозпроизводства, также сокращение издержек сельскохозяйственных производителей товаров на представление отчетности и её перевод в электронный вид.